Отель состоял из четырех этажей, причем было заметно, что верхние достроены совсем недавно, спешно — ясно, что из-за притока любопытствующих. Вообще, во всем городе шло строительство, то там, то тут виднелись леса, дома сияли свежими красками.
Нужно ли уточнять, что изображения дракона, меча с эфесом в виде лилии и юноши с месяцем во лбу украшали все комнаты отеля «Под золотой курицей», и даже ночные вазы.
Из харчевни на первом этаже поползли соблазнительные запахи. Пан Агалинский растолкал пеструю публику, продираясь к столу, который вызволил тоже очень просто, выбросив из-за него двух мелких мещан, по одежде — то ли писцов, то ли судебных канцеляристов.
— Верещаки и пива!
Верещака — это было самое модное блюдо, придуманное поваром Августа Саса по фамилии Верещака. Здесь, судя по заказам посетителей, ее умели готовить неплохо.
Музыканты — лютнист, скрипач и владелец контрабаса-басетли — выводили мелодию баллады. Отгадайте, о ком? — о драконе и святом Михаиле. Дым и шум наполняли корчемку не меньше, чем придорожную белорусскую, разве что пили не водку, а медовуху, и на горожанах красовались не шапки-магерки, а шляпы с перышками, и разговаривали не по-белорусски, а по-польски, по-немецки, изредка — на голландском и французском.
Не успела дородная шинкарка в белом чепце размером с небольшой стог принести заказанные кувшины с пивом и верещаку в глиняных мисках, как посетители взревели и повскакивали с мест, кого-то высматривая. Прантиш завертел головой и тоже приподнялся.
И увидел парня с полумесяцем во лбу.
Точно такого, как на рисунках. Хорош, будто королевич, золотые волосы до плеч аккуратно подвиты, алый камзол с золотом, дилея с горностаевой отделкой. За юношей двигалась свита, тоже красиво убранные шляхтичи, а уж как посматривали на этого горделивого красавчика девицы! А тот встал посередине корчмы, властно поднял руку — белые кружева манжета аж слепили, и промолвил во внезапной уважительной тишине:
— Многоуважаемое панство, земляки мои да гости нашего славного города! Завтра в полдень приглашаю всех в ратушу, на очередное испытание лилейного меча! Мы определим, настало ли время моей смертельной схватки с поганым чудовищем, кое захватило наш несчастный город. Приходите, чтобы искренними молитвами святому архангелу Михаилу, драконоборцу, поддержать меня в стремлении освободить родной город!
Присутствующие взревели, зашумели. Кто-то крикнул: «Виват пану Доминику Ранглинскому, избраннику!» Восклицание подхватили. Прантиш перехватил взгляд Полонеи, которым она проводила надменного красавца, и сердце у него дрогнуло.
Да что же, лихо их возьми, в этом местечке происходит?
Пан в багровом полинялом жупане и с носом такого же цвета, по произношению — с Волыни, охотно пояснил все несведущим приезжим. Дракона просто так убить нельзя, ибо он послан городу в наказание за грехи! Но Господь если и дает страдания, дает и средство избавления. Поэтому было пророчество, что родится мальчик с полумесяцем во лбу, который в определенный час убьет дракона, и непременно мечом с эфесом в виде лилии, хранящемся в ратуше в специальном застекленном шкафу. А случится этот смертный бой только тогда, когда в день святого Михаила меч в руках избранника засияет ангельским огнем!
И здесь огненный ангельский меч.
Лёдник фыркнул, демонстрируя свое скептическое отношение к романтической истории. Пан Агалинский даже подпрыгивал от радости, что, возможно, увидит живого дракона. А Прантиш мрачно думал — вот же, кому-то везет в жизни, признали того Доминика избранным, носятся с ним, как с золотым яйцом, девицы готовы от восхищения из юбок выпрыгнуть. А впереди его ждет настоящий подвиг, о котором будут петь лирники и писать поэты!
Спать Вырвичу и Лёднику пришлось на полу, бросив на него сенник, так как в комнате помещались только две кровати. Пан Агалинский, простая душа, начал было ворчать, что изнеженных юношей, вроде Полония Бжестовского, как раз и надо укладывать на пол, да и на кровать запросто можно вдвоем лечь, и Прантиш долго потешался, представляя, что было бы, если бы Полонею уложили в постель к пану Гервасию, и тот «эмпирическим способом» узнал, что с ними путешествует девица в мужском костюме. Не то чтобы это было неслыханным делом. В неспокойную эпоху ловкие дамы, отправляясь в странствие, часто переодевались в мужское — так гораздо безопасней. Но сам Вырвич был убежден, что он бы так не обманулся. Давно бы разоблачил авантюрную даму! Даже по тому, что дабы справить нужду, лжепарень отбегает от попутчиков, как от медведей, да стыдливо прячется за кусты.
Но что с рыжего Американца взять. Вон уже храпит себе.
Последнее, что в этот день увидал Прантиш, — как Лёдник, отчитав молитвы, при последнем свете свечи рассматривает листок с неровно начертанными детской рукой буквами.