Аварийный взлёт

— У меня есть некоторые соображения, — встрепенулся Аркадий Михайлович. — Вы совершенно правы, Олег Романович. Если посмотреть на ситуацию с точки зрения психологии… Марадинский затевает секретную операцию, для чего ему нужен телефон, никак не связанный с его персоной. Лучше всего, конечно, добыть неавторизированную симку. Но где он ее возьмет? Тут ходы-выходы надо знать. Значит, надо найти какое-то подставное лицо. Но какое лицо? Эдуард Борисович — человек солидный, осторожный… он же не подойдет к первому встречному-поперечному. Следовательно, это должен быть человек не из ближайшего окружения, не из соседей, но хотя бы в общем и целом знакомый. Который не шарахнется испуганно в сторону от предложения использовать свой паспорт. Кроме того, маленькая, но примечательная деталь: Марадинский получает свою «левую» симку в субботу — в выходной день. Вряд ли Эдуарда Борисовича держат на привязи, но улизнуть втихаря куда-нибудь на другой конец города, мне думается, не слишком удобно. Значит, он должен был провернуть свою спецоперацию где-то поблизости. При этом дворника, к примеру, или консьержку, или охранника автопарковки я исключаю: они постоянно попадаются на глаза жены, соседей и могут совершенно случайно проболтаться. Это должен быть человек совершенно посторонний, но все-таки знакомый. И к которому можно прийти в субботний день под благовидным, для домашних, предлогом. А где такого человека искать?

— В магазине, — предположил полковник. — Марадинский регулярно ходит в какой-то магазин… вот и в субботу отправился… а там продавщица… с которой он давно здоровается…

— Очень логично! — воскликнул Казик. — Но!..Обычный магазин не подходит. Официально Мавлюда Атоева нигде не работает. Между тем она вполне может заниматься торговлей, как это делают многие узбеки, но заниматься этим, скажем так, нелегально. Как это опять же делают многие узбеки во всяких фруктово-овощных лавках.

— Да, я пошлю людей обойти все относительно близлежащие лавки. У нас есть копия фотографии Атоевой из миграционной службы, пусть посмотрят.

— И прежде всего, — уточнил Казик, — пусть пройдут по маршруту от дома Марадинского до его работы. Он ведь постоянно по этому маршруту ходит, причем чаще всего пешком. Но!.. — Аркадий Михайлович воздел палец к потолку и даже им погрозил. — Только распорядитесь, чтобы ваши люди были в штатском и, если найдут Мавлюду, вида не показывали, и слова ей не говорили. Иначе она перепугается и вообще куда-нибудь исчезнет. Вполне допускаю, она знает Эдуарда Борисовича не просто в лицо как покупателя, но и по фамилии, и наверняка знает о его убийстве. А если ее, что называется, схватят за руку и попытаются допросить по всем правилам, она, уверяю вас, либо будет молчать, либо примется врать… в любом случае вы ничего от нее не добьетесь. Поймите, эта Мавлюда — немолодая женщина, которая приехала в чужой город и чужую страну явно не от хорошей жизни, которая находится здесь на полу-птичьих правах, которая явно многого опасается…

— Вы хотите поговорить с ней сами? — перебил Купревич.

— Исключительно сам. По крайней мере, для начала, причем совершенно неформально. А там видно будет. Все-таки я, — Аркадий Михайлович сладко улыбнулся, — обычно ни у кого не вызываю никаких опасений. Особенно у женщин.

— Договорились, — кивнул Купревич. — Машина в город вас будет ждать.

В подъезде дома, где жили Марадинские, сидела не консьержка, а мужик в форме охранной фирмы. Он придирчиво зыркнул на Казика, спросил: «Вы к кому?», — получил ответ, буркнул: «Подождите», — и принялся звонить по внутреннему телефону. Наконец положил трубку и сказал: «Поднимайтесь на седьмой этаж, вас ждут».

Эмма Алексеевна действительно ждала — в прихожей, у распахнутой двери.

В отличие от яркой Веры Николаевны Бубновой, жена Марадинского была похожа на изысканный и очень красивый цветок. Эдакая лилия — тоже блондинка, но вся такая нежно-утонченная, с изящными, ничуть не увядшими с годами формами.

— Аркадий Михайлович, — с подчеркнутой учтивостью еще раз представился Казик.

— Да-да, — бесцветным голосом откликнулась Эмма Алексеевна. — Проходите в гостиную, присаживайтесь, где хотите.

И первой пошла в комнату, сев не в кресло, не на диван, а на стул у стола. Казику тоже пришлось выбрать стул.

— Я слушаю вас, — кивнула она, глядя вроде бы на гостя, а на самом деле куда-то сквозь него.

У нее было совершенно отрешенное лицо женщины, которая как бы существует в двух мирах. В одном мире она на что-то реагирует, что-то говорит, что-то делает… В другом — погружена глубоко в себя, закрывшись от окружающих толстыми стенами и запершись на тяжелые замки.

«А ведь она горюет совершенно искренне», — подумал Казик и сказал с виноватыми интонациями:

— Я прошу меня заранее извинить, Эмма Алексеевна, за вопросы, которые могут показаться вам бестактными.

Она вновь кивнула.

— Ходят слухи, что вы однажды, давно, разводились с Эдуардом Борисовичем, а потом снова вышли за него замуж.

— Это не слухи, — произнесла она без всяких эмоций. — Мы были молоды, Эдуард мне изменил, я тогда не простила…