Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]

Состояние Сони решительно не нравилось Василию. Еще утром, когда стало известно о гибели Марго, он заметил, что она выглядит диковато, но особого значения этому не придал: ну, потрясена девушка, ну, подавлена. Чему тут удивляться при таких-то обстоятельствах? Хотя удивляться, конечно, было чему. Во-первых, непонятно, как это нежное создание могло впутаться в грязную авантюру. А во-вторых, куда смотрели организаторы? Если у них была задача подобрать для своих гладиаторских игрищ участников с приблизительно равными шансами, как они допустили появление здесь столь тонкокожей особы?

После отвратительной и страшной сцены с Иеремией Василий начал тревожиться за Соню всерьез. Если раньше вид у нее был просто отсутствующий, то теперь стало совершенно ясно, что, убегая от кошмара настоящего, она погрузилась в реальность не менее жуткую. При взгляде на нее хотелось отвести глаза, настолько невыносимым было ощущение черной, болезненной, кричащей пустоты. «Елки зеленые, а ведь она, похоже, близка к безумию! Может, указать на это организаторам? Интересно, считают ли они психическое заболевание игрока достаточным основанием для его замены? Хотя, учитывая зловещий смысл слова „замена“ в контексте данной игры, лучше воздержаться от доносов. Ну, и что же мне делать?»

До стоянки Соня добрела, как механическая кукла. Села на коврик, вытащенный из палатки для просушки, обхватила колени, уткнула в них лицо и застыла. На попытки заговорить с ней не реагировала, равно как на окрики, прикосновения и даже встряхивания. В какую-то минуту Василий не на шутку разозлился и почти решил поменять стоянку. Но в глубине души прекрасно понимал, что никуда не уйдет. Все его нутро противилось идее бросить больную беспомощную девушку, к которой он сам набился в компаньоны. Поэтому он, положившись на природу, оставил Соню в покое, а сам развел костер, вскипятил в казане воду, засыпал гречневые хлопья, добавил тушенки. Когда каша настоялась, разложил по мискам, одну из которых поставил рядом с Соней.

После еды его со страшной силой потянуло в сон — сказывалась бессонная ночь. Чтобы не отключиться, Василий дошел до леса, срубил четыре молоденькие пихты и притащил в лагерь. Ночной дождь промочил углы палатки, несмотря на пленку, закрепленную поверх полотнища, и для более надежной защиты неплохо было бы соорудить навес. Василий устроился на коврике и принялся очищать деревца от веток, но работа эта оказалась настолько однообразной, что незаметно для себя он все-таки уснул.

А проснулся уже ночью — от фейерверка, случайно устроенного Соней, которая подложила в костер смолистую ветку. Первым его чувством было облегчение: слава богу, девушка пришла в себя. Но, когда Василий подошел и посмотрел на нее внимательнее, тревога вернулась. Соня сидела на корточках у самого костра, обняв себя за плечи, и ее сотрясала крупная дрожь. Глаза влажно блестели, как обычно бывает при высокой температуре.

— Что с тобой, ребенок? Неужели простудилась? — от растерянности Василий не заметил, как перешел на «ты».

— Н-наверное, — Соня виновато посмотрела на него. — А м-может, эт-то от нервов…

— Есть хочешь?

— Я бы лучше чаю выпила, — робко сказала Соня.

Черные круглые глазенки смотрели на Василия благодарно непонятно — то ли умоляюще, то ли проверяя, не сердится ли он. Василий смутился и фальшиво бодрым тоном проговорил:

— Это мы мигом! Точно! При температуре нужно много пить. Какая ты молодец, что вспомнила! — он засуетился у костра. А когда чай был готов, поднес Соне кружку и, увидев, что она плачет, испуганно спросил: — Что случилось?

— Вы… ты так добр ко мне…

Он поставил кружку и неловко погладил ее по голове.

— Господи… Маленькая, да как тебя сюда занесло?

И тут Соня заплакала навзрыд. Василий сел рядом на коврик, приподнял девушку, обнял и начал укачивать, как младенца. По мере того как рыдания затихали, он чувствовал нарастающее стеснение в груди и понял, что это такое. Нежность. Щемящая нежность сильного взрослого человека по отношению к беззащитному доверчивому существу, ищущему в тебе утешения. Чувство было таким острым, таким мучительным, таким неуместным и таким… правильным, что Василий вдруг перестал понимать, где он, кто он и как отнестись к тому, что с ним происходит.

В чувство его привел робкий голосок Сони:

— Я их обманула… Ну, организаторов. Они подбирали кандидатов с помощью тестов, а я знала, что нужно отвечать, чтобы сойти за авантюристку.

— Тебе так нужны деньги?

— Деньги? — удивилась она. — Ах да!.. Ну, в общем, понадобятся. Если выживу. Но я не очень рассчитывала выжить. Скорее наоборот. Честнее, конечно, было бы просто покончить с собой, но мне не хватило решимости. Да и негде было, не в парке же вешаться. А дома не протолкнуться — семь человек на сорок пять метров жилплощади.

— Коммуналка? — зачем-то уточнил он.

— Ну почему коммуналка? — Соня невесело усмехнулась. — Отдельная квартира на большую дружную семью. У меня мама, папа, две сестры, племянник и деверь. Да, еще кошка Кваша. Это сокращение от простокваши, кошка ее очень любит.