Ave commune!

Парень с девушкой выбрались на самую крышу, возвысившись над третьим этажам здания. Давиан поковылял к краю и устремил взгляд усталых очей на запад, желая увидеть, как солнечный диск гаснет в объятиях заката. Но огромные каскады зданий не позволили ему это и сделать и всё, что напомнило о закатном времени, так это небесная твердь, которая ближе к заходу выкрасилась в светлые, огненно-золотистые тона, в которых утонул весь горизонт, заленился в приливах небесного пламени.

– Жалко, что не видно заката, – грустно сказала Юля.

Но Давиан не услышал её. Его кожные покровы стал покалывать холодок, а по телу пробежало чудесное ощущение свежести и вечернего хлада, которое уносит боль с собою вдаль. Он ощутил, как его одежду трепещет ветер, он же и касается его своей призрачной рукой.

– Давиан! – слышится оклик. – Ты как?

– Со мной всё в порядке. Полегче. – Парень обернулся и смог разглядеть, что лицо Юли измарано в саже. – Ты сама как?

– Как видишь, я пережила это безумие.

Губы Давиана содрогнулись от прикосновения эфемерной улыбки, рождённой то ли от бессилия, от осознания глубины всего идиотизма, который породила Директория Коммун во главе с её партийным лидером, а горло выдавило слова, объятые жгучим пламенем ненависти:

– Проклятые фанатики.

Юля ощутила, что её щёки пятнает чёрное касание гари и стала их утирать, а Давиан тем временем окунулся в омут памяти, пытаясь понять, как его так занесло.

Всё началось с самого утра, когда вместо бесконечно серого полотна на небесной тверди оказались лазурные дали, освещаемые неугасимым солнцем. Это было весьма странным для Давиана, он знал, что серое небо – часть Генеральной Линии Партии. Причину этого он узнал позже.

С утра он вместе с Форосом вёл проповедь о том, как плохо быть гражданином Рейха и как прелестно, что сам Апостол Коммун подтвердит эти слова. Давиан искренне терпеть не мог, что говорил тогда, ибо лепил на себя маску лицемерия, но всё же ему пришлось врать, как раб господину, что партийство – лучший выбор.

А тем временем Улей красился и наряжался, как невеста перед свадьбой. Всюду и везде вешались флаги и штандарты, ставились маленькие статуи, а слуги повинности слова собирали людей и читали с ними молитвы и ксомуны. Город утопал в нечто религиозно-культовом и практически каждый человек был опьянён дурманом преклонения. Глаза сотен светились больным светом, партийцы с утра трудились, прихорашивая град, а Народная Милиция отловила каждого, кто подозрительно выглядит и «ликвидировала» прогоняя через народные суды. Всё казалось возбуждённым и нервно, но это было только в радость

Затем Давиану пришлось идти на главную площадь, где он встретил Юлю. Народные массы только прирастали, так как все желали увидеть Апостола Коммун и к полудню сотни тысяч человек давились уже в единой толпе. Распевались молитвенные воззвания к Апостолу Коммун, люди шёпотом благодарили его, за то, что сегодня взошло солнце. Давиан мгновенно понял, что по всем эфирам, по телевизору и радио, беспроводным коммуникационным каналам было разнесена благая весть – люди видят сегодня образ солнца по воле Апостола, что было подхвачено с самого начала вакханалии.

А огромную сцену сначала взошёл человек, объятый в шёлковые серо-красные одежды, смахивающие на саван без капюшона. Это оказался Архонт Улья, управляющий «городским отделением Партии… но не самим городом, ибо власть над ним принадлежит народу», как говорят иерофанты коммунизма.

Он тут же пустился в хвалебные оды Апостолу Коммун, стал рассказывать, что все они живут и существуют лишь потому что, есть Он. И сегодняшнее солнце – это результат молитв и действий «великого пророка коммунизма, который несёт голос духов первокоммунистов – Маркса и Энгельса, что взывает к ним из глубины веков», как выразился Архонт.

Давиан был в шоке от того, что тысячи людей одномоментно ударились в истерический плач, заполнив страшным воем всю площадь. Модифицированные ушные аппараты Фороса и прочих иерархов, разделивших своё тело с машиной, выдержали этот рёв, а вот Давиан и Юля едва сознание не потеряли от столь дикого рыдания. Но все успокоились, когда на сцену взошёл он – «денника праведных идей» «сын зари эры коммунизма»… сам Апостол Коммун в окружении Гвардии явил себя перед народом. Это высокое, три метра в высоту существо, окутавшееся в яркие, слепящие глаз неестественным внутренним светом рубиновые одежды, взглянув на которые можно ослепнуть на какое-то время. В толпе завопили, что его лик настолько светел, что ослепляет и народные массы стали скандировать «Апостол Коммун», а затем перешли и на яростный крик. Давиан напрягся и различил одежду Апостола – его механические ноги, торс из металла скрывал плащ рубинового цвета, расшитый начищенным до слепящего блеска златом и серебром.