Ave Eva

Как хорошо, что нету снега –
на лыжах можно не ходить.
О Господи, какая нега –
проснуться в час и кофе пить!
Как хорошо, что нет столовой,
её компотов и борщей:
настало время жизни новой –
и мыслей новых, и вещей.
Как хорошо, что даже в гости
отныне не к кому пойти:
грызёт собака чьи-то кости,
и время – вечер без пяти.
И хорошо, что нету счастья,
и воли,
и благих вестей,
что жизнь рассыпалась на части
и не собрать её частей.

«Как я люблю эту «званскую» жизнь…»

Как я люблю эту «званскую» жизнь,
но не с пирами, скорей, а с трудами,
с теми, что были ещё при Адаме:
встань с петухами, с курями – ложись.
Корму задай то скоту, то коту
плюс накорми прилетевшую птицу,
синюю, ту, что зовётся «синица»,
то на помойку сходи за версту.
Как я люблю этот дикий завал,
все эти говна, горшки и корыта,
эти свинцовые мерзости быта,
как некорректно их Горький назвал.
И, как неточно заметил Исус:
званых, мол, много, а избранных мало:
в Званку зовут ли кого ни попало?
Их избирают за свет и за вкус.
Званые в Званку поэтому те
самые –
праздные в мире счастливцы:
не поленитесь – вглядитесь в их лица
и убедитесь в моей правоте.

«Ты не веришь мне на слово…»

Ты не веришь мне на слово,
ты не веришь, а зря:
я действительно счастлива
на краю октября.
Мёрзнут сосны столетние,
и земля словно жесть,
но ведь счастье есть летнее
и осеннее есть –
где последние яблоки
прячут лица в траву
и где листья, как ялики,
уплывают в Москву.
Всё торопится сморщиться,
сгинуть, сникнуть, пропасть,
только я – будто рощица,
этой осени часть.
Часть земли Переделкино,
часть воды и небес.
Хрен красивым ли девкам нам:
выжил – умер – воскрес.

«Если я тебя не ревную…»

Если я тебя не ревную –
значит, я тебя не люблю?
Знаю логику я иную,
а не эту, что по рублю.
Я иную логику знаю
(с ней ли мне ревновать-любить?):
чем с тобою мы ближе к краю,
тем друг друга трудней убить…

«„Не жизни жаль… а жаль того огня…“…»

«Не жизни жаль… а жаль того огня…» –
как Фет сказал.
И не тебя – меня
мне жаль, мой принц, мой первый, мой хороший,
давным-давно уже быльём поросший.
Но вот пришёл, и как на рану – соль.
Мне жаль меня – ту Сольвейг, ту Ассоль,
ту Ларину Татьяну, ту Джульетту,
ту – как их там! – Одиллию, Одетту:
не красоты мне жаль, а чистоты!
Хотя, конечно, виноват не ты,
ведь «все пройдёт» – и чистота прошла бы,
я из Джульетты сделалась бы баба,
ан не пришлось.
А знаешь, ты ступай!
Не при тебе ж утраченный мой рай
оплакивать.
А я пойду на волю,
и там – одна, совсем одна – повою:
не будет видно слёз из-за дождя.
…И дверь закрой покрепче, уходя!

«Ты в объятиях, Господи, не души…»