Август

— Так что тогда ты от меня хотел? А если бы эта скотина рванула пароход, не дожидаясь, пока мы его сдадим, куда следует? Война идет, Саня, с Грузией, нормальная такая война, если ты еще не в курсе, понял?!

— Ёкарный бабай, да мы-то тут причем?

— Да что ты, как не русский в самом-то деле, — начал заводиться уже и Муравьев. — Тебя, что, эта война не касается? — он посмотрел удивленно на хмыкнувшего узбека и сам засмеялся.

— Русский, русский, только глаз немного узкий, — проворчал примирительно Анчаров. — Что делать-то будем, командир?

— Завтракать! — решительно и громко, устав шептаться, ответил Толян. — А потом отдыхать, как все туристы. Авось пронесет. Только ты Глафиру эту свою после завтрака к нам пригласи на чашку коньяку, что ли. Надо поговорить. Она теперь наш единственный свидетель.

— После завтрака сразу стоянка, экскурсия в монастырь, не успеем!

— Успеем! У нас первая смена. Пока еще вторая смена позавтракает, пока автобусы подадут — надо успеть! Чтобы больше сюрпризов не было. Эям, драугс, уз брокасти!

— Ей ту дырса, латвиетис хренов![1]

* * *

В глубоком омуте, зацепившись крепко-накрепко за ушедшую на дно Свири полусгнившую березу, плавно покачивался в медленной воде еще не успевший безобразно раздуться московский грузин Давид Гугунава, проходивший большую часть своей беспорядочной жизни под кличкой Жеребец.

Огромный старый сом, длинноусый, черный, почти незаметный в темной на дне реке, застыл рядом, осторожно выжидая — не опасен ли неожиданный пришелец? Увесистая дорожная сумка из крепкой кожи была прикреплена надежно через ручки к брючному ремню утопленника и тянула его большое тело еще ниже, в самую пучину. Но Давид уже застрял в крепких сучках окаменевшего дерева и не поддавался. А в сумке, набитой запечатанными пластиковыми пакетами с белым порошком, водонепроницаемый взрыватель израильского производства тихо отсчитывал в своих электронных потрохах время. По расчетам Жеребца сумка, оставленная им в каюте на нижней палубе, под кроватью, то есть уже практически ниже ватерлинии, должна была взорваться или в первом шлюзе, или сразу после выхода из него, в Онежском озере.

Гугунаву неподалеку от Свято-Троицкого монастыря ждала машина, на которой он рассчитывал уехать в Москву, не возвращаясь на обреченный теплоход. Таких, как Давид, было несколько человек, рассредоточившихся по всей России — от Владивостока до Питера. А почему ни у кого из них так ничего и не получилось, знают лишь Господь Бог, случай, да Федеральная Служба Безопасности.

* * *

Петров улыбчиво поздоровался с доцентом Славой и его аспирантами, подмигнул заспанной Верочке, скептически оглядывавшей сервировку стола, подвинул стул и усадил заботливо престарелую профессоршу, рассыпавшуюся в его адрес витиеватыми благодарностями. Кормили в ресторане вполне прилично. Кофе, правда, бурда, но все остальное было съедобно. Ирочка, меняя приборы, бесшумно появляясь из-за спины Петрова, в ответ на его вежливый кивок все так же чувственно шептала ему прямо в ухо глубоким низким голосом: «Пожалуйста!». А он с удовольствием провожал взглядом ее черные вьющиеся локоны, худые стройные ноги в высоком разрезе форменной длинной юбки, следил за покачиванием гибкого девичьего стана.

Верочка перехватила взгляд Андрея, усмехнулась полными губами, повела налитыми грудями в тонком свитерке и еще прямее выгнула спину. Все в приподнятом настроении, все шутят, обмениваются любезностями, продолжают едва начавшееся вчера за ужином знакомство.

Черепаха Тортилла, смакуя красиво размазанное по десертной тарелке химическое пирожное (Петров с Верой, перемигнувшись, отдали ей свои порции приторной польской дряни) рассказывала что-то о пользе включения России в Болонский процесс. Доцент Слава вежливо спорил, молодые люди помалкивали, а Петров внезапно ожесточился и высказал все, что он думает по поводу западной системы образования и предательского по отношению к нашей молодежи копирования западных схем этим Профурсенко или как там его на самом деле звать. Не обошлось и без споров по поводу ЕГЭ. Восьмидесятилетняя доктор наук оказалась к всеобщему удивлению ярой защитницей всех нововведений. В ходе короткой, но оживленной дискуссии выяснилось, что пожилая дама имеет немало преференций от такой позиции — и приглашения регулярные за рубеж, и гранты, и даже этот тур на теплоходе ей оплатила неправительственная научная организация с головной конторой в Лондоне.

Слава с Петровым понимающе переглянулись и быстренько свернули спор, откланявшись и оставив старуху доедать халявные пирожные.

— Доктор наук, академик, жизнь прожил человек, и она не понимает, что поддерживает?! — остановившись в холле воскликнул Петров.

— Андрей Николаевич. — укоризненно протянул молодой доцент из Воронежа. — Да они там, в обеих столицах, душу дьяволу продадут, не то, что студентов и школьников! Вы думали в России все не так, как в свихнувшихся прибалтийских республиках? Да так же слепо копируют все западное. Да и не слепо, а просто за деньги, за карьеру, за научные звания торгуют родиной еще почище ваших эстонцев.