Не большую тактичность выказывал с самого начала и Людендорф. Несмотря на то что он хорошо знал Гофмана, прожив с ним в Берлине четыре года в одном доме, когда оба они служили в генеральном штабе, он тем не менее передал свои приказы не через штаб 8‑й армии, а по телеграфу каждому командиру корпуса по отдельности. Чтобы быть агрессивным, обычно нет нужды предпринимать осознанное усилие; для офицера генерального штаба вполне естественно быть агрессивным. Гофман и Грюнерт почувствовали себя оскорблёнными. Приём, который они оказали новому начальству в Мариенбурге, как вспоминал Людендорф, «был далеко не радушный».
Предстояло решить основной вопрос, от которого всецело зависела судьба кампании. Должны ли корпуса Макензена и фон Белова оставаться там, где они находились, в качестве защиты от дальнейшего наступления Ренненкампфа, или им следует передислоцироваться на юг в соответствии с планом Гофмана, чтобы противостоять правому крылу Самсонова? Надежд на разгром армии Самсонова иным способом, кроме как всеми силами 8‑й армии, не было. В тот день, 23 августа, корпус Франсуа заканчивал сложный процесс погрузки на пяти различных железнодорожных станциях между Инстербургом и Кёнигсбергом и направлялся на южный фронт. Потребуются ещё два дня для того, чтобы после многочисленных и сложных железнодорожных манёвров прибыть на место, разгрузиться и изготовиться к бою. Дивизия фон Моргена также находилась в пути, но двигалась по другой ветке. Корпуса Макензена и фон Белова пока были остановлены на день. Конная разведка продолжала доносить о «пассивности» армии Ренненкампфа. Её отделяло от армий Макензена и фон Белова всего каких-нибудь 30–40 миль, и, если их двинуть на юг против другой русской армии, при желании Ренненкампф всё ещё мог догнать их и ударить с тыла. Гофман считал, что Макензену и фон Белову следует выступить немедленно. Людендорф, покинувший Намюр всего тридцать шесть часов назад и оказавшийся в новой для себя ситуации, колебался: любое решение могло стать фатальным, а за случившееся пришлось бы отвечать ему. Гинденбург, всего сутки назад пребывавший в отставке, полагался на Людендорфа.
С русской же стороны командование испытывало трудности со сроками, в которые клещи должны были одновременно сомкнуться вокруг противника. Препятствий было такое множество, они так переплетались, что военное руководство с самого начала было настроено крайне пессимистически. Командующий Северо-западным фронтом генерал Жилинский, в чьи обязанности входило координировать движение армий Самсонова и Ренненкампфа, не нашёл для этого лучшего способа, как непрестанно торопить их. Поскольку Ренненкампф начал первым и первым завязал бой, Жилинский стал засыпать Самсонова приказами поспешить. В то же время Жилинский и сам получал многочисленные телеграммы, которые присылали французы, осаждавшие российское правительство теми же просьбами. Стремясь ослабить нажим немцев на Западном фронте, французы дали указания своему послу «настаивать на необходимости решительного русского наступления во что бы то ни стало на Берлин». Требования о наступлении русских шли от Жоффра в Париж, из Парижа – в Санкт-Петербург, оттуда – в Барановичи, в ставку верховного главнокомандующего, из ставки они направлялись Жилинскому, а тот передавал их генералу Самсонову, чьи войска шаг за шагом упорно продвигались вперёд.
Командовавший в русско-японской войне кавалерийской дивизией, Самсонов, человек «простой и добрый», как охарактеризовал его английский офицер связи при 2‑й армии, не имел никакого опыта, который подготовил бы его к командованию армией из тринадцати дивизий. Он работал с незнакомым ему штабом и дивизионными командирами. Из-за того, что русская армия была организована не по региональному принципу, призванные из запаса солдаты, число которых в полку достигало иногда двух третей, были незнакомы унтер-офицерам и офицерам. Недостаток офицеров и низкий уровень грамотности солдат, а порой и полное её отсутствие, нисколько не облегчали доведение приказов до подразделений. Почти такой же была и ситуация со связистами. На телеграфной станции в Варшаве один штабной офицер обнаружил, к своему ужасу, кипу телеграмм, адресованных 2‑й армии и не отправленных потому, что с её штабом не было установлено никакой связи. Офицер собрал их и отправил с посыльным на автомобиле. У штабов корпусов хватило проводов только на то, чтобы установить связь с дивизионными штабами, связь же между соседями и со штабом армии поддерживалась по радио.