«Авиакатастрофы и приключения»

Ранним утром пробуждаемся от завывания пурги. Ураганной силы ветер бил в стены и окна. Казалось – еще чуть-чуть и весь наш дом взлетит на воздух, но кряжистое здание, расположенное у самого подножья скалы, стойко сдерживало напоры воздушного шквала.

Нас волновало одно – цел ли самолет? Облачаемся в меховую одежду и делаем попытки выбраться наружу. Снегом заметено все до самой крыши. Прокапываем тоннель и видим… – ничего не видим.

По пояс в снегу пробиваемся к месту стоянки самолета под яростные завывания пурги.

Самолета на стоянке нет. На голом льду болтаются оборванные канаты в руку толщиной.

«Неужели в море унесло? – гадаем мы. – Надо звонить в поселок – просить помощи».

Наши мысли были слишком наивны. У дверей рации валялись сорванные и перекуроченные антенны и провода, связи никакой. Радистка Шура Ларина беспомощно разводит руками.

Собрались было искать самолет своими силами, как уловили между порывами ветра трескотню тракторного двигателя, а вскоре в десяти метрах от нас – свет фар.

Включаем карманные фонари и машем ими изо всех сил. При такой видимости трактор нас раздавит и не почувствует. Трактор остановился впритирку от нас.

– Кто сказал, что мы не пробьемся, – раздался зычный голос Пинещенко.

Пересиливая вой пурги, Володя спросил:

– Где самолет?

– Нету, улетел в сторону моря, – ответил Воробьев Борис.

Привязываемся длинной веревкой к трактору и двигаемся в сторону моря.

Далеко под западной скалой обнаружили «беглеца» целым и невредимым.

Винт медленно вращался под напором ветра. Такого я еще не видел. Ватиновые подушки, специально сшитые для боковых сидений, забитые нами под чехол для утепления цилиндров двигателя, выбросило вращающимися лопастями и унесло неведомо куда.

Прицепили самолет к трактору и потащили на стоянку, ориентируясь по лобовому ветру. Самолет вытягивался вверх на полную величину штоков стоек шасси, переминался с лыжи на лыжу, словно пьяный, норовя упасть то на одно, то на другое крыло.

Трактор оставляем у самолета до конца пурги. Пинещенко запряг серого мерина, безотказного работягу, и принялись возить шифер к самолету. Двое возили, двое грузили в самолет, пока не забили полностью фюзеляж.

Все равно самолет вытягивался вверх, словно жираф. Тогда авиатехник Воробьев предложил привязать к нижним крыльям но две бочки с маслом. После подвески бочек самолет несколько осел.

Страшно уставшие, голодные, брели вместе с серым мерином к зданию пилотской, чуть не ложась на упругие струи ветра.

В пилотской пища отсутствовала. Вспомнили про бортпаек и решили его распотрошить. Большой цинковый ящик лежал за 15-м шпангоутом и крепился к полу резиновым амортизатором. Отсоединяем крепление. Борис плюет на ладони в предчувствии вкусного завтрака, хватает ящики и, теряя равновесие, падает. Мне хорошо видна дыра вырезанная в днище. Вот так позавтракали! Может кот съел? – опешил я. Коты двуногие. Это нам наука формальности приемки имущества. А если бы такое случилось в тайге, на вынужденной? И пошли в пилотскую не солоно хлебавши, набрав «бормотухи».

Вино утоляет голод на короткое время. Рядом с нами жила семья, у них и позаимствовали крупы и сухарей.

Время тянулось ужасно медленно, и пять дней провели словно в Петропавловской крепости. Все запасы были съедены, а конца пурги не было видно.

Соседские дети просили хлеба. Детей очень жаль, да и самим надоело голодать, но и выходить из дома, когда в двух шагах ничего не видно, смерти подобно. Шахматы, карты, вино и даже песни, которые нам пел Пинещенко, опостылели. Хлеб ничем не заменить. На шестые сутки с утра подгоняем тщательно одежду и вдвоем с командиром шагаем в черную снежную бездну.

Медленно, проваливаясь в пушистый снег по пояс, приблизились к самолету. Он занесен снегом по нижние крылья, от трактора торчит одна кабина. Взмокшие от пота приваливаемся к фюзеляжу и думаем – идти ли дальше или благоразумно вернуться.

Вспоминаем плачущих детишек и решительно двигаемся вперед, под углом 90 градусов к ветру. Идти каких-то три километра, но каких!

Ветер сбивает с ног, сечет по глазам мелкой гранитной крошкой, сдуваемой со скал. Глаза слезятся и обмерзают. Через 20-30 шагов надо раздирать ресницы, чтобы что-то видеть под ногами. Идем в связке и по очереди один с закрытыми глазами. Воротник, шарф, шапка, лицо – все смерзается в единый ледяной шлем.

Такой пурги мы в жизни не видали. Ледяной панцирь сковывает все теплые места и особенно руки. Мы не могли добраться до часов, чтобы определить время движения. Стояло остановиться, как начинало знобить и продувать холодом до костей. Сильно устали, ежесекундно борясь с ураганным ветром. Хотелось полежать. Ветер дул все сильнее, и мы засомневались: туда ли идем?

Бухта с трех сторон зажата скалами, с четвертой стороны – море. Вроде бы заблудиться смешно, но часа четыре ходьбы не привели нас ни к какому берегу.

Паники не было, но и радоваться было нечему. Меховая одежда давила словно груда камней. Приспособились отдыхать, ложась спиной на ветер, хорошенько упершись унтами в снег. От напряжения ныли пятки.