Авиаторы Его Величества

«Аве Асандаро» влетел ей в корму, толкнув вперед. «Стригас» повело, и галиот навалился сильнее, тесня шхуну к ближайшему склону. Ее правое крыло заскрежетало по камням, а «Аве Асандаро» замотало, как бочку с шурупами. Тряска отдалась капитану в руки – локти и плечи занемели. Лем моргнула: мир плыл, подергиваясь черными пятнами. Однако капитан настойчиво вдавливала «Стригас» в скалы. Черные пятна – сияние балансира, черные пятна – эллипсоиды дизелей… Треснувшее крыло отвалилось с визгливым скрежетом, и двигатель шхуны взорвался. Огонь взметнулся смертоносным парашютом.

«„Взять“ Архейма. Севан ведь хотел живым…» – руки Лем упали со штурвала.

Она сглотнула желчь и запрокинула голову.

Над Катуэйскими горами поднялось солнце. Все растворилось в золоте: и окутавшее «Стригас» облако пламени, и матерящийся в наушниках пилот «колубриума», и трехэтажная ругань уводящего «Аве Асандаро» от взрыва Вильгельма…

Капитан ощутила себя перышком и закрыла глаза, доверившись небу.

Севан Ленид.

Пламя гаснет. 25.07.2015

Венетрийское отделение создали последним. Нежелание горцев принимать альконские традиции затрудняло работу джентльменов, но лорд Аркинд нашел эффективный выход. Первым руководителем венетрийского отделения стал ветеран альконско-греонской войны полковник Белых сов.

Успех превысил все ожидания. Венетрийцы с гордостью приняли руководителя и вскоре привыкли к новому зданию на носу корабля. Взаимодействие между филиалами наконец наладилось. Чтобы оперативно отслеживать общественные настроения, полковник внедрил джентльменов на промышленные объекты, в финансовые организации, рабочие гильдии и учебные заведения.

Когда спустя семь лет он под гнетом возраста отошел от дел, лорд Аркинд назначил на освободившееся место более подходящего кандидата, который, впрочем, тоже был прославленным венетрийцем.

Впоследствии традиция сохранилась.

Майера Рейс

Лейтенант Севан Ленид исполнил свой долг джентльмена Службы: солгал Леовену Алеманду не колеблясь. На кону стоял Альконт. Гитец не имел права на угрызения совести. Служба государственного спокойствия возвращала контроль над городом – уступить боевые группы мятежникам было недопустимо, какой бы козырь барон Эмрик Архейм ни выложил офицеру.

Вскоре с «Аве Асандаро» доложили об успехе операции, и Севан переключился на другие задачи. Победителей не судят, даже если кому-то придет в голову сверить точное время всех событий.

На пылающей мятежом Венетре герцогская диспетчерская стала маяком порядка и королевской власти. Металлические створки запечатали иллюминаторы, двери, но Трифон Иклид время от времени тщательно их осматривал. Фаддей Никис сидел в кресле, следил за Лангалем. Очкарик, привязанный к вращающемуся стулу, смотрел на прикрытое навигационной картой тело брата, безучастно и лаконично объясняя Георгию Гейцу суть незнакомых настроек, когда тот с ними сталкивался.

Севан изредка поглядывал на старого механика. Его работа завораживала. Натруженные руки летали над оборудованием, и перемежавшиеся шипением щелчки складывались в гипнотизирующий ритм. За ритмом неотрывно следовала ласкавшая слух исправная связь.

Вначале вызовы неслись без умолку. Севан принимал и передавал сообщения каждую секунду. Потом они упорядочились в такт сухим распоряжениям Майеры Рейс, достопочтеннейшей вдовствующей графини Риволл, руководительницы венетрийского отделения. Севан смог передохнуть. Не снимая наушников, он оперся локтями на стойку управления перед микрофоном и опустил подбородок на переплетенные в кулак пальцы.

Немигающий взгляд замер на закрывшей иллюминатор бронированной створке. Севану не хватало технических знаний, чтобы разобраться в манипуляциях Георгия или аппаратуре Лангалей, зато текст Археймовой пьесы возник в голове до последних ремарок. Гитец прокручивал ее в голове. Без интуиции он боялся упустить детали, чувствуя себя ущербным не только физически, но и умственно. Ожог руки казался пустяком на фоне притупившейся остроты мыслей.

Болезненная улыбка изломала губы. Еще никогда ему не было так плохо. Если просветленные Церковной школы не распечатают его дар в ближайшие дни, он спятит, как покойный отец.