Конечно, нужно было бы сманеврировать, но я надеялся, что проскочу и, не обращая внимания на удары рвущихся снарядов, вел корабль прямо. Один из очередных снарядов разорвался впереди корабля и несколько осколков застучали по обшивке крыла, и вдруг я вижу, как над третьим мотором потекла струйка бензина и вспыхнула. Мотор захлебнулся и замолк, а бензин продолжал течь, и пламя разгоралось. Начала уже гореть обшивка крыла. В этот момент Иванов, а за ним Капон с огнетушителями выскочили на крыло и в течение двух-трех минут потушили огонь и заглушили трубку, через которую лился бензин. Оказалось, что один из осколков снаряда перебил бензиновую трубку, ив результате произошел пожар.
Я был так увлечен случившимся, что совершенно не заметил, что развернул корабль, а разрывы снарядов продолжали бухать, но где-то в стороне и сзади. Я выровнял корабль и взял курс, приблизительно на свой аэродром. Но у нас были бомбы, возвращаться с которыми мне очень не хотелось, но и зря бросать их тоже не стоило. Я приказал Федорову отыскать артиллерийские позиции противника и их бомбить. Найдя батареи, Федоров хорошо нацелил корабль и мы, сделав два захода, сбросили все 10 бомб, из которых заметили хорошие попадания только трех бомб, но главное мы избавились от этого не совсем приятного груза. Все-таки ориентировку мы частично потеряли и пришлось найти сначала город Белград, и от него уже прямая дорога была на Болгарийку, где мы благополучно сели на своем аэродроме.
За находчивость под огнем противника ст. унтер-офицер Иванов был награжден Георгиевским крестом 4-й степени, вольноопред. Капон произведен в прапорщики».
К концу апреля в Виннице были получены новые моторы «Рено» 220 л. с., РБЗ-6, «Сенбимы» 160 л. с. и «Аргусы» Петроградского отделения РБВЗ.
В это время в Винницу прибыла комиссия под председательством профессора Фан дер Флита с предписанием начальника ГВТУ полковника Яковлева произвести обследование надежности воздушных кораблей «Илья Муромец» типа «Г». Сам профессор и персонал ГВТУ заочно считали, что катастрофа Лаврова произошла из-за недостатка прочности корабля типа «Г». Комиссия нашла полеты на этих кораблях «опасными».
Вновь полученные моторы распределялись так: «Рено» было решено отправить на завод для установки на готовящиеся корабли типа «Е». Четыре мотора «Сенбим» 160 л. с. срочно поставили на 15-й корабль под командой штабс-капитана Клембовского, у которого в бою были повреждены все четыре мотора. Корабль преобразился — увеличилась скорость до 13 5 км/ч, потолок доходил до 4500 м, увеличилась грузоподъемность. В Ягельницу прилетели корабли 14-й Никольского, 10-й Середницкого, 4-й Шарова, 11-й Грека, и еще ожидались корабли из Станькова.
В семи верстах от Ягельницы был расчищен аэродром, на котором разместилась группа истребительной авиации под командой капитана Казакова, состоящая из трех отрядов. В р-не Бучача они организовали передовой аэродром с дежурством истребителей. На другой день после прилета этой группы Казаков лично сбил трех немцев (одного истребителя и двух корректировщиков). Подполковник Башко организовал совещание командиров кораблей с участием капитана Казакова. На нем был разработан порядок взаимодействия истребителей с «Муромцами».
11 июня из Штарма нам сообщили, что противник подвозит свежие войска, необходимо их разыскать и бомбить.
12 июня назначен вылет двух кораблей — 10-го капитана Середняцкого и 14-го гв. капитана Никольского. В воздухе над Бучачем их должны нагнатъ 4 истребителя для сопровождения. Капитан Никольской записывает в дневнике: «У Середняцкого не заладились два мотора, и вылетаю я один. Лечу с набором высоты к м. Ковалювка и вызываю истребителей. Сделал два круга и полетел по курсу на Липецу, думая, что истребители догонят, долетел почти до самой Липецы-Дольней, но истребителей нет. Вдали заметили двух немцев на нашей высоте, которые быстро ушли со снижением. Думаю — нужно ждать атаки, а у меня, как на зло, в корабле все молодежь. Под огнем были только поручик Гаврилов и механик Юшкевич. Решаю — что там будет — все равно. Иду на Липецу. Зову Юшкевича и показываю цель. «Извольте разбомбить». Сделал два круга и спрашиваю Юшкевича: «Все бомбы?» — «Нет, остались две». — «Извольте сбросить по батареям», а в это время немцы открыли такой огонь, что корабль затрясло. Повернул домой, обернулся и увидел, что Липеца-Дольняя окутана клубами дыма. Говорю Юшкевичу: «Две бомбы по батареям». Лечу дальше. Немцев не видно, но артиллерия свирепствует. Юшкевич хорошо угостил одну батарею, обстрел ослаб, и мы благополучно прилетели на свой аэродром. При беглом осмотре корабля увидели, что вся задняя часть фюзеляжа буквально избита осколками, а в правом руле направления такие две дыры, что свободно проходил кулак, но, к счастью, нервюры целы. Завели корабль в палатку, и я приказал срочно все зачинить. Об этом полете послал донесение в штаб армии, предупредив, что фотосъемка не производилась.