Авраам Линкольн Охотник на вампиров

Когда, на следующее утро, двадцать четвертого, Эйб вернулся к ним в дом, она была так больна, что едва могла сказать несколько слов. Лихорадка развивалась; дыхание становилось прерывистым. В полдень она совсем не могла говорить, а временами вовсе теряла сознание. Во время пробуждений у нее шли галлюцинации, а тело сотрясали такие конвульсии, что кровать стучала о пол. Ратледжи и Эйб до последнего боролись за ее жизнь — ставили холодные компрессы и обжигали свечами. Доктор засучил рукава и не отходил от нее с полудня. Сначала он был «убежден», что это тиф. Теперь уже ни в чем не был уверен. Галлюцинации, конвульсии, кома — и все за столь маленький промежуток времени? Он никогда не видел ничего подобного.

Но Эйб видел.

Ужас владел мной весь день и весь вечер. Забытый, но такой знакомый ужас. Я снова был девятилетним мальчиком; снова видел иссыхающую мать в муках, прошедшую через тот же кошмар. Шепчущий бесполезные молитвы; чувствующий невыносимую вину. Это я обрек ее на страдания. Я написал то письмо с требованием освободить ее от обязательств. И у кого я требовал? У человека, который таинственно исчез, а когда вернулся, имел болезненный вид… человека, который ждал ночи, чтобы увидеть свою несостоявшуюся невесту… человеку, который предпочел увидеть ее страдания и смерть, но не отдать в объятия другого.

У вампира.

Это были последние объятия. Все сроки вышли. Она в последний раз потеряла сознание. Лучшее, что создал Бог. Осквернено.

Кончено.

Энн Ратледж умерла 25 августа 1835-го года. Ей было двадцать два.

Для Эйба все утратило смысл.

xxxxxxx

25 августа 1835

Мистеру Генри Стерджесу

Сент- Луис, Лукас-Плейс, дом 200.

Срочно.

Рис. 1–3. Эйб рыдает у постели умирающей от истощения Энн Ратлидж. Из книги Тома Фримэна «Первая любовь Линкольна» (1890).

Дорогой Генри.

Я благодарен за все, что Вы делали для меня все эти годы, но теперь, к сожалению, вынужден с Вами расстаться. Ниже следует имя того, кто заслуживает раньше других. Для меня же единственное благо в этой жизни — это скорый конец.

Джон МакНамар,

Нью- Йорк. Э.

В следующие два дня Джек Армстронг и другие Парни из Клари Гроув круглосуточно следили за каждым его движением. Они отняли у него все ножи и плотницкие инструменты; отобрали ружье. Они забрали даже ремень, чтобы он не повесился. Джек лично проследил, чтобы охотничье снаряжение Эйба было надежно упрятано, и он не смог до него добраться.

При всем при этом у меня кое-что осталось. Подушка оказалась отличным тайником [для пистолета]. Ночью, когда Джек оставил меня на несколько секунд, я извлек его и приставил к виску, собираясь нажать на курок. Я представил, как пуля пробивает череп. Услышу ли я выстрел, почувствую ли боль, когда она пройдет через голову. Увижу ли свои мозги на той стене, прежде, чем умру, или мгновенно наступит тьма — словно задули свечу. Я подержал его у виска, но выстрелить не смог…

Жить…

Я не могу…

Но и без нее я не могу. Я выронил свое оружие и зарыдал, проклиная собственное малодушие. Проклиная весь свет. Проклиная господа.

Поняв, что не способен на самоубийство, Эйб сделал то, что всегда делал в минуты глубочайшего горя и высшей радости — взялся за перо.

МОНОЛОГ САМОУБИЙЦЫ ^{21}