Авраам Линкольн

Толпа восклицала: «Вот это разговор!», «Вот теперь у нас Президент!» В столице выступление восприняли как знак твёрдых намерений будущего главы государства, хотя кто-то из окружения Сьюарда прислал телеграмму с просьбой подтвердить подлинность опубликованного текста речи — настолько неожиданным был её тон. На Юге немедленно заговорили о «беспечной грубости», о «дыхании войны», о «стрельбе зажигательными снарядами по пороховому складу»^{396}.

Там, на Юге, по стечению обстоятельств также 11 февраля отправился на инаугурацию избранный президентом Конфедеративных Штатов Америки отставной сенатор Джефферсон Дэвис. Вечером того же дня он произносил речь в Джексоне, столице своего штата Миссисипи. Бывший военный министр рассуждал о войне куда более открыто: говорил, что осуждает войну, но встретит её «с суровым спокойствием человека, знающего свой долг и намеревающегося его исполнить». Он уверял густую толпу, собравшуюся в Капитолии штата, что Англия и Франция не потерпят ограничения вывоза хлопка (то есть «заграница нам поможет»), и обещал идти вперёд «с твёрдым решением исполнять свой долг, как будто сам Господь вручил ему власть»^{397}.

А Линкольн учёл реакцию страны, и его следующая большая речь 12 февраля (уже в городе Цинциннати, штат Огайо) носила подчёркнуто примирительный характер. Линкольн говорил о том, что трудности временны, что наступит время, когда исчезнут различия с братьями «из-за реки» (то есть из рабовладельческих штатов), «навсегда забытые и унесённые ветром»^{398}. Он отмечал, что не отказывается от своих слов, сказанных здесь же два года назад жителям соседнего рабовладельческого штата Кентукки, и повторил их: «Что мы будем делать, когда честно победим вас на выборах, хотите вы знать? Когда мы победим, мы будем относиться к вам по возможности так же, как относились президенты Вашингтон, Джефферсон, Мэдисон. Это значит, мы оставим вас в покое и не будем вмешиваться в ваш „самобытный институт“, будем соблюдать все и каждый компромисс Конституции. Мы будем помнить, что вы такие же, как и мы, не хуже и не лучше, и разница между нами — это лишь разница сложившихся условий и обстоятельств. Мы знаем и помним, что в вас бьются благородные и сострадательные сердца, как и у нас, и относимся к вам соответственно». Потом он снова обратился к «согражданам из Огайо»: «И почему бы нам, как и прежде, не жить в общем братстве, в гармонии и мире друг с другом?» Кто-то из толпы выкрикнул: «Мы будем!»^{399}

На следующий день в столице Огайо Колумбусе Линкольн, похоже, сделал слишком сильный акцент на умиротворении. Его заключительные слова о том, что «существует чувство тревоги, но не более того», что «ничего непоправимого не случилось», что «при внимательном рассмотрении нет ничего, что могло бы кого-нибудь действительно травмировать»^{400}, породили неоднозначную реакцию. Сторонники видели в таких словах намерение ослабить существующую напряжённость; противники искали в них подтверждение того, что будущий президент не имеет представления о реальном кризисе в стране. В тот же день Джефферсон Дэвис приехал в штат Алабама. В своей речи он пытался предсказывать будущее: уверял, что не пройдёт и шестидесяти дней, как «пограничные штаты» пойдут в состав Конфедерации и «Англия нас признает, а проторенные торговые дорожки Севера зарастут травой»^{401}. Закончил он выступление утверждением, что надеется на мир, но готов и к войне.

А Линкольн постоянно работал над своими речами. Уже в Пенсильвании, в Питсбурге (потоки дождя, пять тысяч зонтов), он пояснил свою позицию, признавая, что страна в экстренном положении и это не может не вызывать тревогу и озабоченность каждого патриота. Но создавшийся кризис искусственно вызван политиками, и великому американскому народу по обе стороны разделившей его черты нужно только сдержать свой темперамент, поостыть, а там всколыхнувший страну вопрос будет решён, как раньше решались многие спорные вопросы. «Когда я ехал сюда и видел, что, несмотря на дождь, улицы заполнены народом, — говорил Линкольн, — я не переставал думать, что если все эти люди стоят за Союз, то ему не грозит большая опасность и он будет сохранён!»^{402}