Авраам Линкольн

Из этих рассуждений видно, что Линкольн для выработки своей позиции воспользовался юридическими прецедентами, в частности давним решением Верховного суда США, его легендарного судьи Маршалла: «Народ создал Конституцию, и только народ может её отменить. Это порождение его воли, и по его воле оно живёт. Эта верховная и непреодолимая власть создавать и отменять принадлежит только всему народу, а не какой-то его части. Любая попытка какой-то части народа применить эту власть есть узурпация и должна быть пресечена теми, кому народ делегировал свои права на это. Тот факт, что правительство не может действовать наперекор воле народа и не может ни силой, ни как-либо ещё контролировать всю нацию, не является аргументом в пользу того, что это правительство не имеет конституционных прав сохранять существующую систему правления, выступая против части нации, действующей вопреки общей воле народа» (дело 1821 года «Коэн против Вирджинии»)^{425}.

Здесь Линкольн коснулся самого пугающего вопроса: не грозят ли стране насилие и кровопролитие? Его ответ: со стороны федерального правительства не грозят, «если их не навяжут общенациональным органам власти». При этом не отменяется задача президента «контролировать, занимать и владеть» объектами собственности и территориями, принадлежащими правительству, равно как собирать пошлины и налоги.

Ещё одним наболевшим вопросом был вопрос о правах меньшинства, якобы (по заявлению сецессионистов) нарушенных выигравшим президентскую гонку большинством. Позиция Линкольна была предельно конкретна: есть права меньшинства, закреплённые в Конституции, и никто их не нарушил, не нарушит и не имеет права нарушать. «Вспомните, если сможете, хотя бы один случай, когда ясно записанное положение Конституции было отвергнуто. Если бы большинство просто в силу своего численного превосходства лишило меньшинство любого ясно записанного конституционного права, это могло бы с моральной точки зрения оправдать революцию, при том условии, конечно, что такое право имело бы жизненно важное значение. Но в нашем случае это не так. Все жизненно важные права меньшинств и индивидов столь явно обеспечены содержащимися в Конституции утверждениями и отрицаниями, гарантиями и запрещениями, что относительно их никогда не возникнет споров». Есть, конечно, вопросы, не записанные в Конституции; их решением призван заниматься Конгресс. Такие вопросы приходится решать большинством голосов, иначе несогласие меньшинства породит анархию: «Если меньшинство не примет решение большинства, а вместо этого отколется от него, оно создаст прецедент, который, в свою очередь, и его расколет и погубит, поскольку всякое возникающее в его собственной среде меньшинство будет откалываться от него всякий раз, когда большинство откажется быть контролируемым таким меньшинством. Почему бы, например, через два-три года какой угодно части новой конфедерации не отколоться снова, точно так же, как части существующего ныне Союза пытаются выйти из его состава?» (Меньше чем через два года от Вирджинии отколется не согласная с сецессией Западная Вирджиния.)

Линкольн объясняет, казалось бы, понятные всем азы демократии: «Единственным истинным сувереном свободного народа является большинство, которое удерживается в определённых рамках посредством конституционных сдержек и противовесов. Это большинство постоянно меняется вместе с изменением мнений и чувств народа. Всякий, кто отвергает это, неизбежно скатывается или к анархии, или к деспотизму. Единодушие невозможно; правление меньшинства как постоянное устроение совершенно недопустимо. Значит, если отклонить принцип большинства, кроме анархии или деспотизма в той или иной форме ничего не остаётся».

И снова Линкольн подчёркивает, что всё решает народ: «Президент США получает все свои полномочия от народа, и ни в одном из них ему не поручено ставить условия разъединения штатов. Народ сам может сделать это, если, конечно, придёт к такому решению… Почему бы нам не сохранять терпеливо веру в конечную справедливость народного решения?»

Линкольн прекрасно понимал, что сторонники раскола верят в свою правоту, но пытался объяснить, что «народ, проявляя мудрость, предоставил своим государственным чиновникам слишком малые полномочия для совершения зла и столь же мудро предусмотрел возвращение этого малого в свои собственные руки через очень короткие интервалы». Именно поэтому президент призывал не торопиться с выводами, ведь новое правительство ещё ничего не сделало и «для поспешных действий нет ни одной уважительной причины». В его словах сквозил призыв: подождите, и вы увидите, что для страхов не было оснований, с вашей поспешностью вы помешаете осуществлению добрых намерений… А если основания появятся — ничто не помешает народу сменить президента на новых выборах.