Авраам Линкольн

«Лучше несколько Булл Ранов, чем дурацкий акт этого воинственного попугая», — писал Линкольну потрясённый экспромтом «Следопыта» Джошуа Спид, объясняя: «Эта глупая прокламация окончательно сокрушает сторонников республиканцев в нашем штате. С таким же успехом можно наброситься на свободу вероисповедания или на право родителей учить своих детей читать и писать». О том же предупреждал Роберт Андерсон, возглавлявший военный округ Кентукки: «Если прокламацию немедленно не аннулировать, Кентукки будет потерян для Союза». Он же сообщил, что целая рота солдат-добровольцев, едва узнав о прокламации, побросала оружие и разошлась^{486}.

Линкольн не хотел портить отношения с видным республиканским деятелем и поначалу обратился к нему с «советом»: не поднимая шума, сделать формулировки более умеренными, то есть привести их в соответствие с только что принятым конфискационным законом (конфискуются не все рабы южан, а только захваченные при использовании в военных целях). Иначе Север начнёт массово терять союзников как среди лояльных граждан пограничных штатов, так и среди тех демократов, которые выступают за Союз, но не являются противниками рабовладения. Более того, «расстрельный закон» как излишняя жестокость по отношению к населению штата вызовет ответное ожесточение, поэтому президент просил никого не казнить без его санкции (и так один из вожаков партизан уже объявил, что за каждого расстрелянного согласно указу Фримонта будет нещадно «вешать, потрошить и четвертовать» сторонников Линкольна)^{487}.

Гордый Фримонт ответил не сразу, а в ответе объявил, что не собирается менять в своей прокламации ни слова, ибо считает её столь же важной для достижения общего успеха, сколь и победу в сражении. Если же президент настаивает, то пусть не «советует», а берёт на себя ответственность и официально во всеуслышание отдаёт приказ. Послание Линкольну повезла супруга Фримонта Джесси, обаятельная и умная дочь некогда известного и влиятельного сенатора Бентона, уже получившая прозвание «генерал Джесси». Миссис Фримонт явилась в Белый дом запылённая, после двухдневной тряски в душных прокуренных вагонах, не успев ни принять ванну, ни переменить одежду. Президент согласился на встречу немедленно, несмотря на поздний вечер. Однако откровенного обмена мнениями не получилось. Историк Джеймс Макферсон считает: «Джесси Фримонт уязвила президента намёками на интеллектуальное превосходство и больший авторитет её мужа, нанеся тем самым делу Фримонта значительный ущерб». Линкольн сдерживался изо всех сил, стараясь, чтобы энергичный натиск Джесси не обернулся скандалом^{488}. В прошедшие годы храбрая супруга многое сделала для продвижения мужа, но на этот раз ничего не добилась. На следующий день Фримонту был отправлен курьером чёткий приказ: привести свою прокламацию в соответствие с законом Конгресса от 6 августа. Копия приказа была передана для публикации в прессе.

Огласка конфликта вызвала вздох облегчения в пограничных штатах, но погасила вспыхнувшую было радость радикальных сторонников отмены рабовладения. На Линкольна посыпались обвинения — не все могли понять, как трудно президенту проводить грань между возможным и желаемым. Негодовали старые друзья, в том числе Херндон в Спрингфилде.

В письме соратнику ещё по партии вигов Орвилу Браунингу Линкольн ещё раз объяснил причины своего решения: главная ошибка Фримонта — самовольный выход за рамки Конституции. Генерал мог действовать в пределах военного законодательства, но был не вправе вмешиваться в политический процесс. Военная необходимость даёт командующему полномочия использовать чужую частную собственность (например, занимать фермерские земли под военный лагерь или для строительства укреплений), но только временно. Изменять статус чужой собственности, в том числе рабов, никакой военачальник права не имеет — это дело законодательных органов, а не прокламаций, иначе генерал вводит на своей территории диктатуру, при которой ничто не может помешать ему править по собственному желанию, конфисковывать земли, рабов и другую собственность лояльных граждан. Тот факт, что не правительство, а диктатор хочет изменить статус собственности простой прокламацией, вовсе не укрепляет существующую систему правления, а, напротив, разрушает её.

К этим общим рассуждениям Линкольн добавил объяснение конкретной сложившейся в пограничных штатах ситуации, при которой объявление об освобождении рабов означает почти гарантированную потерю пока ещё союзных Кентукки, Миссури, Мэриленда и поражение в главном деле сохранения Союза^{489}. В частном же разговоре с одним из сторонников Фримонта Линкольн заметил по поводу освобождения рабов: «Мы должны подождать с этим до тех пор, пока все остальные средства [сохранить Союз] не будут исчерпаны»^{490}.