Авраам Линкольн

А Линкольн, обжёгшись на недавнем нетерпеливом наступлении, внял призывам нового генерала «не спешить», «подготовиться» и только потом покончить с мятежниками мощным и решительным ударом. Президент решил максимально полагаться на профессиональные навыки военных специалистов.

Стоически пережил поражение и Конгресс (он тоже понёс потери у Булл Рана: конгрессмена Альфреда Или любопытство завело так далеко, что он попал в плен и чуть не был пристрелен разъярённым офицером конфедератов: «Все беды из-за вас, политиков!»). На другой день после битвы высший законодательный орган страны принял решительную резолюцию (так называемую резолюцию Криттендена — Джонсона), в которой не было никаких намерений признавать мятежников. Конгресс объявлял, что цель войны — «защитить верховенство Конституции и сохранить Союз, не задевая достоинства и прав нескольких мятежных штатов», и повторял, что у правительства нет намерений подчинить или завоевать эти штаты, что оно не собирается нарушать права их жителей и вмешиваться в устоявшиеся «самобытные институты».

Однако в те же дни в Конгрессе обсудили, а потом приняли (с несколькими поправками) «Первый конфискационный акт», по которому военные имели право отбирать и освобождать рабов, используемых Конфедерацией для военных целей. Линкольн утвердил этот закон 6 августа, и война за сохранение Союза «как он был» начала постепенно, сначала довольно медленно, становиться войной за Союз, «каким он может стать», за ликвидацию глубинной причины конфликта Севера и Юга — рабовладения.

Ещё в день поражения при Булл Ране к Линкольну дважды приходил один из «якобинцев», сенатор Чарлз Самнер, всем своим видом демонстрируя, что намеревается сказать нечто важное. Через два дня он решился объявить президенту, что хочет дать важную рекомендацию относительно методов ведения войны. Линкольн ответил, что и сам занят этим вопросом и придумал кое-что новое… «Вы собираетесь выступить против рабства?!» — восхищённо воскликнул Самнер, но Линкольн… смутился: «Нет, сейчас я думал не об этом»… Президент напомнил, что они уже обсуждали этот вопрос и Самнер согласился поддержать именно осторожный курс. Пришлось уже Самнеру смущаться и просить прощения. Сенатор уверил, что и сейчас одобряет этот курс, но теперь настал подходящий момент ударить по рабовладению во всей стране. Он долго приводил доводы, но на немедленные действия Линкольн не соглашался. (В декабре президент скажет: «Мистер Самнер! Вся разница между нашими мнениями по этому вопросу только в том, что вы забегаете вперёд: может, на месяц, может, на шесть недель»^{484}.)

Президент понимал, что нетерпение радикалов может дорого обойтись в шаткой ситуации борьбы за пограничные штаты. Ему приходилось вести тонкую игру, основанную на убеждённости рабовладельцев, что их рабы — такая же собственность, как скот или рабочий инструмент; в результате этой политической игры и был принят акт о конфискации «имущества» мятежников, в том числе и рабов. Вся страна повторяла удачно брошенное словцо «трофеи». Оно возникло после того, как в конце мая трое рабов из Вирджинии бежали с фортификационных работ в твердыню Союза, форт Монро. Когда их владелец, офицер Конфедерации, явился под белым флагом и потребовал вернуть свою собственность согласно довоенному закону о возврате беглых рабов, генерал Батлер ответил: «Это трофеи»^{485} — и отправил беглецов на строительство своих укреплений. Через неделю число перебежчиков достигло сотни, в июле — тысячи, с осени им стали платить за работу и организовали первые школы. С тех пор повсюду, от Вирджинии до Теннесси, пробиравшиеся к расположению войск Союза беглые рабы кричали передовым постам: «Мы — трофеи!»

Но одно дело конфискованная «собственность» мятежников, используемая для ведения войны, и совсем другое — полная отмена рабовладения. Не дожидаясь правительственных мер, первый приступ к этому решительному повороту сделал командующий войсками Союза на Западе, кандидат в президенты от республиканцев в 1856 году, а ныне «политический генерал» Джон Фримонт. Бремя военного лидерства свалилось на него после того, как храбрый генерал Лайон погиб в первом же сражении за Миссури. Не уступая Лайону в личной храбрости, Фримонт явно уступал ему в военном и организаторском талантах. Он постепенно стал терять контроль над штатом, более того, настроил против себя значительную часть своего окружения, даже изначально благоволивших ему Блэров. Тогда генерал решил «закрутить гайки» и выпустил грозную прокламацию, где среди прочего объявлял о введении во всём штате законов военного времени, по которым пойманные с оружием в руках гражданские лица будут осуждены и расстреляны, а главное — что рабы всех врагов Соединённых Штатов в Миссури получают полную и окончательную свободу.