Авраам Линкольн

Армия получила имя «Потомак» и стала неуклонно расти: «в наследство» от Макдауэлла Макклеллану осталась 51 тысяча человек, к середине сентября генерал имел уже 122 тысячи, ещё через месяц — 133 тысячи, к 1 декабря — 170 тысяч, к концу года — 192 тысячи. Частью рутинной работы президента стало присутствие на многочисленных парадах и смотрах, благо он хорошо держался в седле и производил этим благоприятное впечатление на войска. Иногда он отправлялся на смотры в компании с Мэри и мальчиками и тогда ехал в открытой коляске.

«Армия „Потомак“ — это моя армия, поскольку я её создал», — гордо заявлял Макклеллан. «Ты не представляешь, — писал он жене, — как сияют солдаты, когда я проезжаю мимо строя, как блестят их глаза! Ты бы слышала, каким криком они меня приветствуют!.. Не думаю, что это нравится президенту». Очевидцы действительно отмечали любовь солдат к своему «маленькому Маку». «Вокруг него действительно что-то вроде ауры успеха», — писал один; другой добавлял: «Войска приветствуют его с таким же энтузиазмом, с каким французские солдаты некогда приветствовали Наполеона»^{496}.

Для полного сходства с «маленьким капралом» «маленькому Маку» не хватало только решительных побед. Но он готовился к ним, пытаясь учесть все возможные сложности. Готовился настолько тщательно, что постоянно перестраховывался. В августе он не мог наступать, потому что намеревался отражать казавшееся неизбежным нападение мятежников на Вашингтон и удивлялся, почему те медлят. В сентябре рапортовал, что неприятель сосредоточил против него заметно превосходящие силы^{497}. Это была двойная ошибка: военной разведки (к сожалению, возглавивший её Алан Пинкертон оказался столь же неопытен в сборе и интерпретации разведывательной информации, сколь был хорош в области конспирации и сыска) и самого командующего как аналитика (он считал, что сведения о слабости противника — намеренная дезинформация^{498}). Макклеллан видел то, что хотел видеть, и пытался убедить окружающих, что нужно ещё готовиться и готовиться… В октябре он рапортовал, что будет готов наступать не позднее 25 ноября^{499}

…

Восхищение общества «маленьким Маком» постепенно стало переходить в недовольный ропот, а из недели в неделю, из месяца в месяц повторявшееся газетное клише «На Потомаке всё спокойно» сначала надоело публике, потом стало её раздражать и, наконец, превратилось в предмет иронии и насмешек.

Пиком общего недовольства медлительностью вооружённых сил стало 21 октября. В тот день состоялось первое после Булл Рана серьёзное столкновение с противником. В 34 милях от Вашингтона, выше по течению Потомака, у Боллс-Блаффа, федеральные войска попытались переправиться и атаковать мятежников. Неожиданного нападения не получилось — конфедераты успели организовать оборону, а затем контратаковали и буквально сбросили нападавших обратно в реку. Потери федералов были всемеро больше, чем у противника. «Казалось, вокруг голов плывущих солдат вода кипит от пуль», — вспоминал очевидец. На следующий день у мостов Вашингтона вылавливали принесённые Потомаком трупы…

Для Линкольна это поражение обернулось личной трагедией: в бою погиб его давний близкий друг, сенатор от Орегона полковник Эдвард (Нед) Бейкер, тот самый, что в день инаугурации торжественно представил публике нового президента. Воскресным днём накануне боя Авраам и Нед сидели на лужайке у Белого дома, наслаждались сухой и ясной погодой, разговаривали о том о сём, возможно, вспоминали давние иллинойсские баталии за место в Конгрессе США с их слоганом «Честно соблюдать очередь»; неподалёку бегал Вилли, шурша разноцветной палой листвой. Мэри вышла проводить Неда с букетиком осенних цветов. «Какие они красивые! — воскликнул Бейкер. — Будете вспоминать обо мне — вспоминайте и об этих цветах». На прощание полковник поднял десятилетнего Вилли на руки и поцеловал его…

На следующий день Авраам вспоминал, что ещё в июне Бейкер предсказал свою «геройскую смерть» на войне. Удар от этого сбывшегося предчувствия был таким сильным, что президент не прятал слёз и отменил на день все визиты и приёмы. А Вилли был настолько потрясён, что написал первые стихи, прочувствованные, хотя и по-детски наивные:

Нет равных патриоту,

Каким наш Бейкер был.
Он пал в бою геройски
Под небом голубым…

Макклеллан отвёл от себя все обвинения в поражении, свалив вину на непосредственного командира, генерала Стоуна, а тот — на погибшего Бейкера. Но поражение «подготовленных» войск оставалось поражением, и разгневанные сенаторы-республиканцы потребовали от Макклеллана объяснений.