Следом за президентом гостей встречала Мэри в парчовом чёрно-пурпурном облачении. Рядом пытались сохранять спокойствие нарядные, отмытые и причёсанные Вилли и Тад. Где-то вдали от президентских глаз пожелавшие остаться неизвестными визитёры срезали на сувениры золочёные кисти и пряди бахромы от занавесок и штор, но в целом праздник сочли удавшимся.
Мэри очень гордилась приёмом: весь прошлый год она потратила на приведение в порядок своего нового дома. Он достался ей похожим на потрёпанную второсортную гостиницу: потёртые и драные обои, рваные занавески, расшатанная мебель, ковры в пятнах от табачной слюны… Её целью стало превратить это временное пристанище в настоящую резиденцию верховной власти, в центр светской жизни столицы, в демонстрацию того, что «эта парочка с Запада» обладает достойным вкусом. Начались поездки в Филадельфию и Нью-Йорк, закупки парижских драпировок, брюссельских ковров, швейцарских занавесей, богемского стекла, резной мебели, тысячедолларового сервиза с национальным гербом, уникальных ваз. Заодно были приобретены представительский экипаж за 900 долларов, а также украшения от Тиффани и самые модные наряды. Одновременно был затеян полномасштабный ремонт Белого дома. Он начался летом, когда президент перебрался за город, в резиденцию, известную как Солдатский дом (там, на холмах, было не так жарко и душно, как в городе), а Мэри с детьми уехала на побережье, в Нью-Джерси.
Правда, к удивлению Мэри, 20 тысяч долларов, отпущенных Конгрессом на обновление резиденции главы государства, закончились раньше, чем она это осознала. А поскольку торговцы охотно отпускали первой леди товары в кредит, она остановилась только тогда, когда перерасходы приблизились к семи тысячам долларов. Мэри боялась признаться в этом мужу до самой зимы, но ничего, кроме распродажи старой мебели (окончившейся неудачей), не приходило ей в голову. Она обратилась за помощью к управляющему общественными зданиями Бенджамину Френчу, чтобы тот убедил Линкольна согласиться на все столь необходимые траты и подписать выставленные счета. Авраам, узнав о перерасходах, вышел из себя: «Я не буду ничего подписывать! Я буду платить из своего кармана! Каково будет американцам узнать, что их президент потратил двадцать тысяч долларов на всякие финтифлюшки для этого проклятого старого дома, в то время как наши несчастные солдаты мёрзнут без одеял?» Особенно президента разозлил счёт на две тысячи долларов за огромный цельнотканый брюссельский ковёр для Восточного зала. Правда, сам вид этого шедевра цвета морской волны, напоминавшего гостям «океан, нежащий розы на своих водах», немного его успокоил. В конце концов честь президента спас Конгресс, решивший выделить ещё 14 тысяч долларов на «дополнительные расходы» по Белому дому, дабы, как приватно разъяснял один сенатор из Мэриленда, не унижать президента расплатой за «неразумное и тщеславное» поведение его жены{507}
.К зимнему светскому сезону, совпадающему с началом заседаний Конгресса и, соответственно, наплывом почтенной публики со всей страны, большая часть работ была завершена. Теперь можно было объявить о журфиксах по вторникам (с половины девятого до половины одиннадцатого вечера), подготовить большой новогодний приём, а к февралю вместо чопорных «государственных обедов» организовать большой бал на шесть сотен гостей.
Семейный спор по поводу этого мероприятия подслушала Элизабет Кекли, чернокожая модистка Мэри, ставшая ей близкой подругой.
— Матушка, боюсь, твой план не удастся. Он нарушает сложившийся обычай.
— Ты забыл, отец, что время военное и нужно расставаться со старыми обычаями. К тому же эта идея позволит нам быть экономнее.
— Но мы должны думать ещё кое о чём, кроме экономии.
— Но я и думаю! Такие приёмы демократичнее этих дурацких государственных обедов, больше соответствуют духу нашей страны, как ты сам мог бы сказать на митинге. В городе столько гостей, которых не вместят государственные обеды, — те же иностранцы, а наш приём даст возможность уделить им внимание.
— Ты, матушка, хорошо защищаешь свою позицию, может, ты и права. Попробуем…{508}
Сошлись на том, что этот грандиозный приём чета Линкольн оплатит из личного бюджета, выделив на него круглую сумму в тысячу долларов (как раз 6 января Авраам получил президентское жалованье за декабрь: 2083 доллара 33 цента{509}
).По столице было заранее разослано 500 приглашений.
Обрадовались не все. Радикальный сенатор Бенджамин Уэйд отреагировал резко: «Знают ли мистер президент и миссис Линкольн, что у нас идёт гражданская война? Если и нет, это понимают мистер и миссис Уэйд, и по этой причине они отказываются участвовать в увеселениях и танцах».