Авраам Линкольн

В кругу республиканцев поползли слухи, что демократ Макклеллан вовсе не горит желанием расправиться с мятежом, намеренно тянет время. В письмах президенту стали появляться обвинения генерала в предательстве, в частных беседах республиканские конгрессмены стали говорить о том же. Радикальные республиканские сенаторы Бенджамин Уэйд и Захария Чандлер особенно остро переживали бездействие «Мака»: ведь это они способствовали отставке Скотта и этим, как казалось четыре месяца назад, освобождали дорогу молодому и талантливому честолюбцу. 3 марта на встрече Линкольна с Комитетом конгресса по ведению войны Уэйд, его председатель, стал настаивать на отставке Макклеллана. «Но кем я его заменю?» — резонно спросил президент. «Да хоть кем-нибудь!» — ответил Уэйд. «Это вам, Уэйд, достаточно „кого-нибудь“, а мне обязательно нужен конкретный человек. Вот и приходится обходиться тем инструментом, который есть», — отреагировал Линкольн. В качестве замены тогда не видели никого лучше проигравшего сражение при Булл Ране и едва не сдавшего Вашингтон Макдауэлла либо своевольного и чуть не потерявшего Миссури Фримонта.

Линкольн надеялся, что его главнокомандующий, хотя и медлителен, доведёт начатое до конца. Однако он не стал скрывать от него неприятные отзывы. Президент решил сыграть на самолюбии генерала, расшевелить его надменную самоуверенность. В разговорах, которые могли дойти до генерала, Линкольн стал как бы невзначай отмечать, что если Макклеллан не начнёт шевелиться, его заменят. Стэнтон довольно открыто поинтересовался у 63-летнего генерала Хичкока, знаменитого разве что тем, что был внуком героя Войны за независимость Итана Аллена, не хотел бы он занять место Макклеллана.

Главнокомандующий впитывал слухи до тех пор, пока Линкольн не вызвал его к себе для разговора с глазу на глаз. Президент доверительно сообщил генералу: «Некоторые влиятельные люди подозревают, что настоящая цель плана наступления на Ричмонд с тыла состоит в намерении отвести войска подальше от Вашингтона, чтобы его беспрепятственно захватили мятежники». «Маленький Наполеон» предсказуемо возмутился, бросился доказывать свою правоту, а Линкольн ещё подстегнул его приказом от 11 марта, освобождавшим генерала от общего командования всеми сухопутными силами и передававшим западный театр военных действий уже добившемуся успехов Халлеку. Макклеллан должен был сосредоточиться только на восточном театре.

Вдобавок газеты зашумели по поводу ещё одного прокола уже бывшего главнокомандующего. Железнодорожный узел Манассас, взять который Линкольн требовал ещё прошлым летом, а Макклеллан всю осень отказывался атаковать из-за «численного превосходства» противника, был вместе со всеми укреплениями добровольно оставлен конфедератами (они опасались как раз того обходного манёвра, который предлагал Линкольн и отверг «Мак»), На неприятельских укреплениях, объявленных командующим армией «Потомак» неприступными, были захвачены крупнокалиберные, выкрашенные в чёрный цвет… брёвна, которые тут же окрестили «квакерскими пушками»[40]. Более того, по размерам лагеря конфедератов можно было определить их реальную численность: около сорока пяти тысяч человек. Это сделало общеизвестным главное заблуждение Макклеллана: его выпестованной 112-тысячной армии «Потомак» полгода противостоял не равный по силам противник, ощетинившийся грозной артиллерией, а более чем вдвое слабый, с «квакерскими пушками» на укреплениях. Подмоченную репутацию можно было спасти только немедленным действием.

И «Мак» двинулся в наступление! 17 марта он обратился к войскам, черпая вдохновение из речей Наполеона: «Солдаты! Я поведу вас туда, где вы окажетесь лицом к лицу с мятежниками, и судьба моя будет неразрывно связана с вами… А когда закончится эта несчастная война и мы вернёмся домой, не будет для нас большей чести, чем гордое осознание: „И я был в великой армии ‘Потомак’!“»^{523}.

С этого дня и до конца марта более четырёхсот речных, морских, озёрных судов, колёсных и винтовых пароходов, шхун, барков и барж перевезли на 200 миль к югу от Вашингтона 121 500 человек, 44 артиллерийские батареи, 1150 повозок, почти 15 600 лошадей и мулов, а также неисчислимое количество амуниции и снаряжения, начиная с понтонов и заканчивая телеграфной проволокой. В очередь на высадку выстраивались десятки судов.