Авраам Линкольн

Линкольн не мог не ответить на громкий возглас самой популярной республиканской газеты. Он намеренно подчеркнул, что не собирается оправдываться и спорить с возможными «ошибочными фактами» и «неверными выводами» в крике души своего старого друга, не будет возмущаться его «нетерпеливым и диктаторским тоном». Главное — изложить важнейшую цель своей деятельности, чтобы были понятны как его действия, так и бездействие.

«Я бы хотел, чтобы ни у кого не оставалось сомнений относительно политики, которую я, как вы говорите, „как бы провожу“. Моя главная цель в этой борьбе — спасение Союза, а не сохранение или уничтожение рабства. Если я смогу спасти Союз, не освободив ни одного раба, я сделаю это. Если я смогу сохранить Союз, освободив всех рабов, — я сделаю это. А если я смогу спасти его, некоторых рабов освободив, а некоторых нет, — я так и поступлю. То, что я делаю по отношению к рабовладению и к цветной расе, я делаю, потому что верю, что это поможет спасти Союз. Если я от чего-то воздерживаюсь, я воздерживаюсь, потому что не вижу, как это может спасти Союз. Я пытаюсь исправлять ошибки, если вижу, что это ошибки; я приму новую точку зрения, если увижу, что она очевидно ближе к истине.

Я изложил свои намерения в соответствии со своими представлениями о своём долге и не намереваюсь менять своего неоднократно высказанного личного желания добиваться того, чтобы везде все люди были свободны.

Ваш А. Линкольн»^{555}.

Письмо, в котором пульсировали слова «спасти» и «сохранить», было растиражировано всеми мало-мальски известными газетами. Сам Грили прокомментировал ответ Линкольна с большим пиететом, но оставил за собой (по крайней мере, в собственной газете) последнее слово: «Я никогда не сомневался в Вашем стремлении восстановить ныне пошатнувшийся авторитет Республики… Я только хотел выяснить, собираетесь ли Вы это делать путём исполнения законов или путём их нарушения».

Лучшим и окончательным ответом на «Мольбу» должна была бы стать уже подготовленная «Прокламация об освобождении рабов» (слухи о ней кружили по Вашингтону)^{556}, но Кабинет ждал важного повода для её публикации: существенного военного успеха. Однако вместо этого по всем надеждам и чаяниям ударили подзабытые страшные слова «Булл Ран».

Запоздалая эвакуации армии Макклеллана развязала руки Роберту Ли. Поняв, что никакой опасности для Ричмонда с юго-востока больше нет, он двинул свои силы на север и обрушился на армию генерала Поупа, прикрывавшую кратчайшую дорогу от Ричмонда на Вашингтон. Ли нанёс удар в самом конце августа, когда девяностотысячная армия Макклеллана переправлялась обратно и временно потеряла боеспособность, оказавшись в «разобранном» состоянии (отдельно перевозили личный состав, артиллерию, амуницию, боеприпасы, лошадей, мулов). Такая армия могла оказать Поупу только минимальную поддержку. В ожесточённом трёхдневном сражении почти на том же месте, где год назад потерпел поражение генерал Макдауэлл, силы Конфедерации снова торжествовали победу. Секретарь Хэй запомнил потерянный вид Линкольна, вошедшего в его комнату вечером 30 августа: «Ну вот, Джон, нас опять выпороли…»^{557} Разбитые части сползались к Вашингтону. Выходило какое-то дежавю: снова лето, снова поражение при Булл Ране, бегство к Вашингтону, рухнувшие надежды, и… снова генерал Макклеллан призван спасти положение.