Авраам Линкольн

Тад, кажется, побывал вообще везде, не пропустил ни одного смотра, а в перерывах мотался на своём пони по лагерю в сопровождении одного из ординарцев Хукера. Потом его познакомили с тринадцатилетним «ветераном», прошедшим полуостровную кампанию горнистом Густавом Шуманом, и мальчики стали неразлучны^{623}. Особым подвигом явилась поездка к разрушенному Фредериксбергу, на линию пикетов, посмотреть на мятежников. Впрочем, тогда это было время не просто затишья, а ещё и массового доверительного обмена. «Джонни Рэб» и «Билли Янк» (прозвища солдат — южан и северян соответственно) вовсю меняли лишнее на недостающее: «северный» кофе на «южный» табак, вашингтонские газеты на ричмондские.

Мэри также была в настроении. Очевидцы вспоминали её остроумную шуточную перепалку с мужем по поводу надписи на обороте фотографии офицера-южанина (тот просил переслать её школьному другу на Севере, переправив её тем же методом обмена на пикетах). Надпись гласила: A rebellious rebel (буквально «мятежный мятежник»). Мэри взялась доказывать, что это значит «поднявший мятеж против мятежников». Авраам считал, что это «мятежник в квадрате», «мятежник двойной выдержки», «мятежник из мятежников».

Несколько насторожил Линкольна Хукер, к месту и не к месту вворачивающий в разговорах: «Когда я возьму Ричмонд…» или «После того как мы возьмём Ричмонд…» «Что больше всего смущает меня в Хукере, — потихоньку признался президент одному из сопровождающих, — так это чрезмерная самоуверенность».

В один из дней экипаж Линкольна заехал в примыкавшее к лагерю поселение бывших «трофеев», освобождённых его прокламацией. Негры и мулаты всех оттенков смуглости кожи окружили президента и устроили ему овацию: «Ура массе Линкуму!» Авраама потрясло неимоверное количество детей. Мэри поинтересовалась у мужа, скольких малышей, по его мнению, здесь назвали именем Авраам Линкольн. «Думаю, из тех, кто младше двух лет, не менее двух третей»^{624}.

Они покинули расположение армии вечером в пятницу 10 апреля 1863 года. Это была ровно середина войны. За ней лежала решающая кампания 1863 года.

ГЕТТИСБЕРГ И ВИКСБЕРГ

Однажды в Белый дом пришёл человек, объявивший, что он «Сын Божий» и хочет сообщить Линкольну, как окончить войну. Секретарь Хэй попросил визитёра прийти на следующий день «с рекомендательным письмом от вашего Отца», и больше тот не появлялся. Впрочем, упование на Бога в деле окончания войны в такой религиозной стране, какой в середине XIX века были Соединённые Штаты, нельзя сбрасывать со счетов. Линкольн не раз задавался вопросом: «Почему все говорят: „Бог на нашей стороне“ и никто не говорит: „Мы на стороне Бога“?»^{625} Но главную проблему он видел в другом. В президентской прокламации, выпущенной 30 марта 1863 года, 30 апреля было объявлено «Днём смирения, поста и молитвы». Соавторы прокламации, президент и госсекретарь Сьюард, высказали в ней взгляд на Гражданскую войну с религиозной точки зрения:

«Ужасное бедствие, постигшее ныне страну, есть не что иное, как наказание за наши дерзкие грехи перед завершением столь необходимого процесса формирования нас как единого народа… На нас потоками изливались щедроты неба. В течение многих лет мы были хранимы в мире и благополучии. Мы умножились числом и возросли в богатстве и силе как ни один народ в истории. Но мы забыли Бога, забыли милосердную руку, которая хранила нас в мире, умножала, обогащала и укрепляла нас. <…> Мы самонадеянно вообразили, что все эти благословения мы обрели благодаря своей собственной мудрости и добродетелям. И сейчас нам следует смириться перед оскорблённым нами Спасителем, исповедать наши национальные грехи и умолять о милости и прощении.

Будем пребывать в надежде на то, что единодушный вопль народа будет услышан на небе, а ответом станет прощение грехов нашего народа и возвращение прежнего состояния мира и единства в нашей разделённой и страдающей стране».