Авраам Линкольн

Линкольна волновал вопрос, возможно, второй по государственной важности после рабовладения. Он долго обсуждал со знающим инженером Гринвелом Доджем возможность постройки от Каунсил-Блафс первой трансконтинентальной железной дороги. Додж убедительно доказывал, что в инженерном отношении именно отсюда стальной путь на Запад наиболее удобен^{322}. Это не была беседа из вежливости, форма лицемерия политика, завоёвывающего голоса избирателей. Через три года, 1 июля 1862-го, президент США подпишет закон о Тихоокеанской железной дороге, техническом чуде Нового Света, и пройдёт она через Каунсил-Блафс!

После Айовы — штат Миссури и консультации с республиканскими лидерами в Сент-Джозефе. А потом, уже в сентябре, обширный вояж по штату Огайо, в определённой степени точное продолжение дебатов с Дугласом. Здесь предстояли местные выборы, и извечный соперник Линкольна колесил по штату, агитируя за демократов. Авраам бросился в погоню, действуя по уже отработанному сценарию: появлялся везде через несколько дней после Дугласа и озвучивал отработанные и усовершенствованные доводы прошлогодних споров. Он говорил, что безразличие Дугласа к вопросам рабства проистекает из его натуры: «Ему больно, если секут его спину, но если секут спину кого-то другого — ему совсем не больно» Отсюда и «суверенитет» в понимании трижды сенатора: «Если один человек хочет сделать другого рабом, то ни этот другой, ни кто-либо ещё не имеет права возражать»^{323}.

В Цинциннати Линкольну сообщили, что в зале присутствуют жители соседнего рабовладельческого штата Кентукки — они специально пересекли пограничную реку Огайо, чтобы послушать выступление знаменитого оратора, родившегося на их земле. Именно в Кентукки живёт, управляет обширным хозяйством и даже организует известные на всю страну скачки друг молодости Авраама, «просвещённый рабовладелец» Джошуа Спид. Линкольн воспользовался возможностью пояснить позицию своей партии по отношению к Югу и высказал её в форме обращения к людям «из-за реки»: «Что мы, республиканцы и вся нынешняя оппозиция будем делать, когда честно победим вас на выборах? А мы уверены, что победим и вас, и Дугласа. Так вот, от имени оппозиции я заявляю, что когда мы победим, мы будем относиться к вам по возможности так же, как относились президенты Вашингтон, Джефферсон, Мэдисон. Это значит: мы оставим вас в покое!» Линкольн снова и снова напоминал, что отцы-основатели и авторы компромиссов оставляли за южанами их освящённые Конституцией права, включая и право иметь рабов. «Мы никогда не забывали, что вы не хуже и не лучше нас, разница между нами — это лишь разница сложившихся условий и обстоятельств. Мы знаем и помним, что в вас бьются благородные и сострадательные сердца, как и у нас, и относимся к вам соответственно. Это значит, если кому-то из нас выпадет шанс жениться на вашей девушке — я говорю о белых (смех в аудитории), — он женится, и я имею честь сообщить вам, что и сам однажды воспользовался таким счастливым шансом» (реверанс в сторону Мэри, которая сопровождала мужа в поездке по Огайо; в аудитории смех, реплика: «Повезло тебе!»; наблюдатели фиксируют: Линкольн завоевал симпатии слушателей).

«Я сказал вам, что мы будем делать. А вот что будете делать вы? Мне приходилось слышать о вашем намерении отделиться от Союза сразу, как только какой-нибудь республиканец будет избран президентом Соединённых Штатов. (Выкрик из зала: „Так и есть!“) И как же вам поможет развал Союза? Это сейчас Конституция Соединённых Штатов гарантирует вам возвращение с Севера беглых рабов. Перестав быть Соединёнными Штатами, вы лишитесь этой конституционной гарантии, и никто не будет обязан по закону возвращать вам ваше убежавшее на Север „движимое имущество“. Что вы будете делать? Выроете огромный ров? Возведёте стену? Или пойдёте на нас войной? Да, признаю, вы смелые и храбрые, но и мы не менее смелые и не менее храбрые. Поэтому потери в схватке будут один к одному, и поэтому мы победим вас, потому что мы — большинство! Подчинить нас вы не сможете, а значит, отделение и война — худшая из глупостей»^{324}.