Австрийские фрукты

– Нет. – Он кивнул на газовую горелку, дышащую жаром. – Я не пошел внутрь, потому что знаю, ты никогда не мерзнешь и любишь сидеть на улице в марте. И еще я знаю, что ты хотела устрицы, поэтому уже их заказал. Я прав?

– Да! – Таня засмеялась. – Если бы ты знал, как я рада.

– Чему?

– Что ты помнишь, где я люблю сидеть и что я хотела поесть.

Ощущение легкости, которое охватило ее в первую же встречу с ним, неизменно возникало при каждой следующей встрече. И обмен улыбками, и разговор о пустяках, и ужин за столиком среди прохожих, – все это наполняло ее легкостью с каждой минутой. Будто газовая горелка, гудящая рядом, подогревала в ней воздух, как в воздушном шаре.

– Где на этот раз ты учишься? – спросил Дидье.

– Здесь близко, возле «Галери Лафайетт».

– А остановилась…

– Да, на Фобур-Монмартр.

– И мы можем…

– Конечно.

Таня видела, что он хочет пойти в отель поскорее, и ее это не уязвляло. Она и сама соскучилась по нему, просто изголодалась, честнее было бы сказать. Блестящая полоска от вина, тающая на его верхней губе, приводила ее в такое состояние, как будто Дидье уже сидел перед ней голый в кресле, под золотистым светом торшера… Через какие-нибудь полчаса так и будет!

– Тогда пойдем? – сказал он.

Таня кивнула.

Дидье расплатился за ужин, и, свернув за угол, они пошли по улочке Фобур-Монмартр к отелю.

Он был единственным любовником, с которым Тане было хорошо. Она не имела опыта длительной близости ни с кем и понимала, почему. Отношения с мужчинами не ограничиваются ведь близостью физической – к сожалению, не ограничиваются, часто думала она. А неизбежная повседневность, которая физическую близость окружает, обычно очень скоро предоставляла Тане слишком много свидетельств того, что продолжать отношения не нужно.

Может, дело было как раз в том, что с Дидье у нее никакой повседневности не было. А может, в том, что он был так деликатен с нею физически, как не бывал ни один ее мужчина. Вспомнить какое-нибудь его движение, прикосновение, которое было бы ей тягостно или вызвало бы неловкость, – нет, не могла она такого вспомнить.

И когда они закрыли за собой дверь номера, когда Дидье обнял Таню, снял с нее пальто и стал раздевать, то от легких касаний его рук она вздрагивала так, будто все уже произошло, будто это и была самая высокая точка удовольствия. А ведь все еще только предстояло!.. Стоило ей об этом подумать, как у нее вырвалось какое-то радостное бессвязное восклицание. И тут же Дидье поцеловал ее, быстро разделся сам, и они оказались на кровати.

Он был постарше, чем она, и точно опытнее. Таня не была уверена, что умеет доставлять ему удовольствие – ей казалось, он получает его просто от того, что она отдается ему, что этого ему достаточно. А он вот именно доставлял ей удовольствие, поигрывал на ее теле, как на понятном ему струнном инструменте, и его прикосновения давали ей именно те ощущения, которых он добивался, и даже звуки из нее извлекали, кажется, именно те, которые он хотел слышать.

Дидье провел ладонями по всему ее телу сверху донизу – и она ахнула, едва ли не вскрикнула, и раскинулась перед ним.

– Ты просто изголодалась, милая.

Он сказал то, что сама она подумала, увидев его, но от того, что сказал по-французски, грубоватая прямота понимания превратилась в тонкость догадки. И все его гладкое, ровное тело, сверху прижавшееся к ее спине, было таким же тонким в ее ощущении, как его слова.

Таня выгнулась под ним, вздрогнула, забилась.

– Подожди, подожди, – шепнул он, касаясь ее уха сухими теплыми губами. – Я хотел бы, чтобы мы достигли этого одновременно.

Но сдержать свое удовольствие, отдалить она не могла, да это ей было и не нужно по очень простой причине.

– Не волнуйся, я повторю все с тобой вместе еще раз, – сказала она задыхаясь, но уже и отдыхая. – Еще не раз.

Он негромко засмеялся.

– Что ты? – спросила Таня.

– Ты находишь очень смешные слова, когда хочешь мне объяснить свои ощущения во время секса.

– Потому что слова французские. Русских и не нашла бы, может. Или вышло бы грубо.

– Ты готова продолжать? – спросил он.

– Конечно.

Таня не обманывала – Дидье действительно возбуждал ее снова и снова. Непонятно, то ли он такой неотразимый, то ли все дело в ее чувственности, то ли не в чувственности, а действительно в голоде по мужчине. Но не все ли равно! К тому моменту, когда Дидье наконец перекатился на спину, быстро и коротко дыша, и замер, отдыхая, все ее тело было уже насыщено им. Схожее ощущение она испытывала разве что в детстве, когда удавалось выпить полную бутылку грушевого лимонада, и он булькал не только в животе, но даже в горле, и пузырьки газа стреляли из горла в нос, так она была переполнена этим редким сладким удовольствием.

Не открывая глаз, Дидье положил руку Тане на живот и, проведя вниз, перебрал пальцами, лаская. Он всегда так делал, и эта ласка постфактум, уже без физической необходимости, нравилась ей особенно. Она была приметлива и не пропускала таких вещей.