Австро-Венгерская династия. Габсбурги на обломках империи

В январе 1813 года король Фердинанд, который доселе не интересовался ничем, кроме охоты, и полностью передал узды правления жене, заявил, что желает оставаться государем и запретил супруге даже разговаривать о делах. Удаления Марии-Каролины потребовали сицилийские бароны, на нем настаивал посол Великобритании. Королева цеплялась за малейшую возможность не покидать Сицилию, используя в качестве предлога даже приступы зубной боли. Как вспоминала ее дочь, будущая королева Франции Мария-Амалия, «матушка только и делала, что плакала, рыдала и говорила, что запрется в склепе и никогда оттуда не выйдет, чтобы не слышать, как после стольких лет ее гонят из родного дома». В конце концов, Фердинанд написал ей следующее письмо:

«Как друг я вам советую, как муж — прошу, как король — приказываю уехать».

По пути в отечество

В июле 1813 года Мария-Каролина была вынуждена отправиться морем на родину через Константинополь и Одессу. Невзирая на уже почтенный возраст, она состояла в любовной связи с привлекательным тридцатилетним капитаном королевской гвардии Видаром де Видере, маркизом де Сен-Клер, воспитателем ее младшего сына. Этот французский эмигрант даже решился последовать за ней в изгнание. В Константинополе свирепствовала чума, и потому в Одессе королеву вместе со свитой поместили в карантинном доме. Карантинным ведомством управлял состоявший на русской службе швейцарец Иосиф Россетти. В России он обзавелся красавицей женой и четырьмя детьми: дочерью Александрой[38] и тремя сыновьями. Как инспектор карантина, Россетти был обязан каждый день являться к королеве за приказаниями.

Далее приводим отрывок из воспоминаний Александры Смирновой-Россет: «Она узнала, что маменька родила, и предложила быть восприемницей новорожденного с тем условием, чтобы его назвали Карл-Александр[39]. Ее представляла г-жа Дерибас, а крестный был все тот же Ришелье[40]. После крестин королева прислала крестнику крест из крупных бриллиантов и склаваж. Весь город приезжал любоваться этим склаважем… Жемчуга цепочки были перевязаны бриллиантами, и фермуар составлял ее имя: Каролина. Королева изъявила желание видеть меня и старшего брата. Герцог учил нас кланяться. Мы так старались, что чуть было не упали к ее ногам…Она была очень стара и страшна, нарумяненная сидела в кресле в бархатном темно-зеленом платье и вся покрытая бриллиантами. Она посадила нас на колени и говорила гоп-ца-ца». Из Одессы Мария-Каролина через Польшу направилась в Вену, где получила известие о разгроме войска Наполеона под Лейпцигом. Вскоре изгнанница скончалась от апоплексического удара, немного не дожив до окончательного поражения ненавистного Бонапарта. Последнему человеку, который зашел к ней справиться о ее здоровье, она тихо промолвила:

— Я пережила слишком многое.

Когда отставная королева скончалась, при венском дворе даже не сочли нужным объявить траур, каковой факт говорит сам за себя. Ее супруг также горевать не стал, а через три месяца вступил в морганатический брак со своей любовницей, вдовой неаполитанского князя Лючией Мильяччо, пожаловав ей титул герцогини Флоридия. Любопытно, что у современных итальянских историков оценка правления Марии-Каролины коренным образом изменилась, прослеживается тенденция утверждать, что она как в хорошем, так и в дурном аспекте ее деятельности проявила себя как истинно великая королева Неаполя. По их мнению, королева навсегда вписала свое имя в анналы неаполитанской истории такой яркой политической деятельностью, которую не выказывали ни ее бесцветные предшественницы, ни последовательницы.

Младшая дочь императрицы

Но если Марии-Каролине, невзирая на многочисленные перипетии ее жизненного пути и рождение почти двух десятков детей, все-таки было суждено умереть на родине в своей постели, то судьба ее младшей и любимой сестры Марии-Антуанетты (1755–1793) привела в ужас коронованную Европу. Казнь сначала короля, помазанника Божия, самим Господом определенного на земле для правления согласно библейским заветам, а затем его супруги на основании тяжких и весьма шатко обоснованных обвинений — это не укладывалось ни в какие рамки человеческого сознания, тем более присущего образу мышления членов правящих династий. Яркой иллюстрацией впечатления, произведенного Великой французской революцией на европейских монархов, стала в 1792 году потеря рассудка португальской королевой Марией I (1734–1816).

История младшей дочери императрицы Марии-Терезии в общих чертах известна всем[41]. Не секрет, что крестной матерью замысла положить конец многовековой вражде между Австрией и Францией в пику своему традиционному союзнику Пруссии была фаворитка Людовика ХV, всесильная маркиза де Помпадур. За работу засадили опытных дипломатов, и в 1756 году был подписан Версальский франко-австрийский договор. Согласно неписаной традиции, его надлежало более ощутимо подкрепить брачным союзом между представителями династий Бурбонов и Габсбургов.