Австро-Венгерская династия. Габсбурги на обломках империи

Для завершения данной главы напомним судьбу обеих фавориток. Как только была взята Бастилия, большая часть ближнего круга королевы срочно бежала за границу, включая весь клан Полиньяков, а сама Габриэль-Иоланда через два месяца после казни королевы, будучи еще относительно молодой женщиной, скончалась в Вене. На ее памятнике выгравировали надпись: «Скончалась от горя».

Жребий, выпавший на долю принцессы Мари-Терез де Ламбаль, оказался не менее ужасен, чем участь ее повелительницы. Невзирая на уговоры родственников и трагическую судьбу многих аристократов, она предпочла до конца оставаться подле своей подруги. Принцесса была зверски убита санкюлотами в сентябре 1792 года за то, что отказалась дать клятву отречения от верности королевской чете.

Ущербная интимная жизнь королевы

Когда по прошествии семи лет детей у королевской четы так и не появилось, в Париж явился инкогнито сам Иосиф II, который произвел тщательное расследование и в результатах написал своему брату Леопольду:

«У него [Людовика ХVI] сильные эрекции, в хорошем состоянии; он вводит член, остается там без движения, возможно, две минуты, извлекает без семяизвержения, все еще возбужденный, и прощается с ней. Сие непонятно, ибо у него случаются ночные поллюции, но на месте у него ничего не получается; он удовлетворяется сим, простодушно говоря, что делает это лишь по долгу и не испытывает в том никакого вкуса. Ах! Если бы я мог хоть раз присутствовать там, я бы все устроил!..У моей сестры мало темперамента для сего, и они оба натуральные неумехи».

Заодно Иосиф как следует отчитал сестру за то, что она не употребляет никаких стараний, чтобы понравиться мужу, и подвел неутешительный итог:

«Каким же образом вы желаете, ежели сие было так, чтобы человек холодный и не ощутивший плотские удовольствия, приблизился к вам, возбудился и, наконец, любил вас?»

После такой активной работы, проведенной родственником, супруги, наконец, сблизились. Мария-Антуанетта в своем письме матери от 30 августа 1777 года не без торжества сообщала ей радостную весть:

«Я испытываю полнейшее счастье всей моей жизни. Вот уже более восьми дней, как мой брак совершился; попытка была повторена, и даже более законченно, нежели в первый раз».

Людовик, доселе предпочитавший не разговаривать на столь скользкую тему, все-таки от полноты чувств поделился со своей теткой Аделаидой:

— Мне чрезвычайно нравится сие удовольствие и сожалею, что столько времени оставался в неведении о нем, — но, похоже, «удовольствию» не удалось изменить флегматичный характер Людовика…

Но и вступление в полноценную сексуальную жизнь не пробудило в Марии-Антуанетте чувственности. Мать требовала от нее сообщения о беременности, но дочери нечем было порадовать ее. Она, как всегда, валила вину на мужа:

«Равнодушие, определенно, не с моей стороны… Что можно сделать подле человека из дерева? У короля нет склонности спать вместе… Он несколько раз приходил ко мне ночью. Я не считаю, что должна терзать его, чтобы он приходил ко мне чаще».

Вскоре Мария-Антуанетта призналась человеку из своего окружения:

— Я бы не жаловалась и не сердилась, если бы королем овладело какое-нибудь кратковременное и преходящее увлечение, дабы он мог обрести через него более сил и энергии.

Но долг продолжения королевской династии подлежал обязательному выполнению, и наконец-то долгожданный ребенок был зачат. Правда, ко всеобщему сожалению, первенцем оказалась дочь. В историографии же прочно обосновалась легенда, что у Людовика был некий небольшой физиологический изъян, который шурин уговорил его устранить посредством несложной операции. Однако после дотошного изучения документов историки установили, что никакого хирургического вмешательства на самом деле не было.