Авто в облаках

Безгрудой негритянкой прокинулись черные пашни, веснея,
Сквозь женские зрачки, привинченные у оконного стекла,
И пляшущая дробь колес, набухая и яснея,
По линолеуму корридора и по купэ протекла.

А юркая судорога ветра зашевелила шершаво

Седые пряди берез над горизонтным лбом,
И из прически выскакивал, с криком «браво»,
Зеленой блохою лист за листом.

И огромной заплатой на рваной пазухе поля

В солнце вонзился вертикальный плакат папирос,
И кисть речной руки, изнемогшая в боли колик,
Запуталась в бороде изгибистых лоз.

А в женщине, как в поезде, дремали крылья апашки,

Полдень обшарил ее браслетные часы,
И локомотив, подходя к перрону, рассыпал свистков мурашки
И воткнул поверх шпал паровые усы.

«Над гневным лицом бульваров осенневших…»

Над гневным лицом бульваров осенневших
Вскинуты веревочной лестницей трамвайные молнии гулко
И стая райских пичужек, на огненные зерна витрин прилетевших, –
Запуталась бешено в проволоке переулков.

И в железно раскиданном городом блеске

Море вздыбило кулаки разъяренных валов,
А сморщенное небо в облачно-красной феске
Оперлось на упругие дымы фабричных клыков.

И небо расточало, как пинки, ураганы свирепые,

Сбривая зеленую бороду провинций быстротой,
И солнце скакало смешно и нелепо,
Покрикивая нагло, как наездник цирковой.

И в этом дзенькании, сквозь гребни смеха,

Где бросали в туннели поезда электрической тройкою взгляд,
– Звуки строющихся небоскребов – это гулкое эхо
Мира шагающего куда-то наугад.

«Руки хлесткого ветра протиснулись сквозь вечер мохнатый…»

Руки хлесткого ветра протиснулись сквозь вечер мохнатый
И измяли физиономию моря, пудрящегося у берегов;
И кто-то удочку молний, блеснувшую электрическим скатом,
Неловко запутал в корягах самых высоких домов.

У небоскребов чмокали исступленные форточки,

Из взрезанной мостовой выползали кишки труб,
На набережной жерла пушек присели на корточки,
Выплевывая карамелью ядра из толстых губ.

Прибрежья раздули ноздри-пещеры,

У земли разливалась желчь потоками лавы,
И куда-то спешили запыхавшиеся дромадеры
Горных хребтов громадной оравой.

А когда у земли из головы выпадал человек,

Как длинный волос, блестящий сальцем, –
Земля укоризненно к небу устремляла Казбек,
Словно грозя указательным пальцем.

«Ночь огромным моржем навалилась на простыни заката…»