Авто в облаках

Как месяц лысый, грузный телом,
Он острых сплетен любит зодчества –
Поэт-чудак в костюме белом,
Чей вечный спутник одиночество.

Бесстыдно грезя о разврате,

Хоть грех считает безобразием,
Он с девушек снимает платье
Своей чудовищной фантазией.

Порой, к ушам поднявши плечи,

Гримасы корча стенам комнаты,
Он пляс «Недоумелой свечки»
Танцует, грустный и непонятый.

И, ярый враг земным заботам,

Вдруг вскрикнет юно и восторженно;
«Ау-а-ач! Торгую потом!»
В кафе за вазочкой с мороженным.

Лишь изредка, томясь в печали,

Судьбой безжалостно развенчанный,
Рассказывает о морали
И о какой-то чистой женщине.

Ночь

Пройдя рубинные подмостки,
Она плывет, едва жива,
Роняя золотые блестки
Из шелкового рукава.

Верна Ее лебяжьим чарам,

Неутомимая во век,
Земля скользит зеленым шаром,
Покрыта паутиной рек.

И мы, встревоженные дети,

Как тени робкие летим
В Ее серебряные сети,
Ниспавшие сквозь звездный дым.

И над землей, едва белея,

Она, безлюбая, царит
И светом лунного елея
Ее покатый лоб покрыт.

Рондель месяцу

В холодном небе тонет гарь
И туч неряшлива прическа…
Желтей и мертвеннее воска
Глухого вечера алтарь.
Зажегся газовый фонарь
Над грязно-серым лбом киоска;
В холодном небе тонет гарь
И туч неряшлива прическа.
В закатный стынущий янтарь
Стрижей бросает ветер хлестко;
В витрины, не теряя лоска,
Глядится лунный серп, как встарь,
И в сером небе тонет гарь.

Перед ленчем

Сидя в ивовом кресле, гладко выбритый денди
Раскрывает газету, и встают перед ним
Темно серые дюны и туманный Остенде,
И кресты колоколен за каналом глухим.

И пред мраморной виллой в ожидании ленча

В дни безумных полетов над Ламаншом седым.
Он читает спокойно донесения Френча
И пускает из трубки сизо-пепельный дым.

Фантаза о Врубеле

Л. М. Камышникову.

Тая печаль в стеклянном взоре,
Овеян вихрем вещих снов,
Любил ракушки он у взморий
И крылья синих мотыльков.

Любил лиловый бархат сливы,

И росный ладан на заре,
И радужные переливы
В прозрачном мыльном пузыре.

И не архангельские трубы-ль

Запели горестно в тот час,
Когда на мягком ложе Врубель
В бреду фиалковом погас.

И соскользнув с сапфирной дали,

Чтоб завершить его судьбу,
Две радуги, скрестись, венчали
Творца – в сиреневом гробу.

Вадим Шершеневич

Из цикла: «Быстрь»

Сергею Третьякову.

«Безгрудой негритянкой прокинулись черные пашни, веснея…»