Автобиографические записки.Том 3

Все творчество Евгения Евгеньевича Лансере носит черты большого радостного вдохновения, характерного своим бодрым реализмом, блестящим мастерством и огромной культурой. Евгений Евгеньевич редко приезжал в Ленинград. Его приезд всегда был для меня праздником. Смотрел мои вещи. Я просила критиковать. Многое ему нравилось, и я верила в его искренность. Показала ему неоконченный портрет (маслом) Сергея Васильевича в лаборатории. Он указал недостатки его. Это меня ободрило продолжать работу, тем более что я чувствовала силу и охоту добиться хороших результатов. Этот портрет сейчас находится в клинической лаборатории в бывшем кабинете Сергея Васильевича, в Военно-медицинской академии[137].

Однажды, заехав за Евгением Евгеньевичем Лансере, я увидела в квартире Николая Евгеньевича портрет Елены Казимировны, жены его, работы Зинаиды Евгеньевны Серебряковой[138]. Портрет превосходен. Очень хороша поза. Она стоит на что-то облокотившись правым локтем. Рука висит вниз и соприкасается с пальцами левой руки. Фигура в черном, без украшений и какого бы то ни было яркого пятна. В портрете много грации, художественного творческого откровения… И почти никакого сходства. Вообще ее портреты часто бывают не похожи. Все изображаемые ею женщины напоминают саму художницу.

И нужно ли сходство?!

Я когда-то этот вопрос предложила Сомову. Он отвечал утвердительно, считая сходство в портрете необходимым.

Невероятно трудно связать эти два элемента — сходство с моделью и художественную цельность работы…

* * *

Получила как-то от П.Е. Корнилова письмо с вложением листа переводных картинок, купленного им в ларьке. Картинки изображали виды Ленинграда. Это просто была вольная передача моих гравюр, вполне их искажающая.

Был и такой случай: какой-то предприимчивый художник взял мою гравюру, немного удлинив снасти вверх. Выскреб мое имя и поставил свое. И был он так невежествен, что повторил в точности мои ошибки, которые были в этой гравюре. Когда я резала эту гравюру «Барка и крепость», то позабыла перевернуть рисунок справа налево. Получилась такая нелепица: выступы крепости с башенками оказались с левой стороны главного собора крепости, а это совершенно невозможно. И вот моя гравюра с чужим именем и моей ошибкой красовалась за окном на обложке книги о Петре Великом[139].

* * *

В конце 1932 года в Ленинграде открылась юбилейная выставка картин и графики. Сначала я не хотела в ней участвовать, но мысль, что смогу мои вещи увидеть рядом с другими, проверить себя, подтянуться, очень меня соблазнила[140].

Картин было огромное количество, около двух тысяч, и художников участвовало больше трехсот пятидесяти. Весь низ Русского музея был занят выставкой.

Из ленинградских художников Тырса, Владимир Лебедев, Головин, Кустодиев, Малевич, Филонов[141] и я имели отдельные комнаты. Я часто заходила на устраиваемую выставку. Первый раз видела Филонова и Малевича. У Филонова мне бросился в глаза непомерно большой лоб, крутой и круглый.

Комната, отведенная Малевичу, была загромождена пьедесталами, на которых художник распределял группы белых кубиков. Он много раз их переставлял, точно играл в игрушки.

Хочу упомянуть тех художников, картины которых на меня произвели наибольшее впечатление, в то же время не претендуя на верность моих впечатлений и суждений. Натюрморты И.И. Машкова сначала мне понравились своей свежестью и как бы бодрым реализмом. Первый раз я их видела вечером, но, когда посмотрела их днем, они мне менее понравились, а через несколько дней — еще меньше. Резкие, яркие краски, которыми художник писал натюрморты, не были согласованы между собой. Каждая кричала по-своему, составляя разноголосый хор. И несмотря на яркость красок, колорита в вещах Машкова не было, не было и воздушной перспективы, а также общего объединяющего тона.

Хороши сильные, сочные картины А.А. Рылова.

Еще нравился художник Лентулов со своими акварелями. Свободный широкий мазок и приятный тон вещей.

Творчество П.П. Кончаловского я ценю и люблю. Но его большая вещь, изображавшая купание красноармейцами коней, мне совсем не понравилась. После Микеланджело и Леонардо да Винчи неосторожно и рискованно брать такую тему[142].

Конечно, ценнее всех на выставке был, по-моему, Александр Яковлевич Головин. Он огромный мастер. Сильный, тонкий, без малейшей слащавости и выверта. Вот живопись его портретов я нахожу несколько графичной. Так хочется для его портретов свободного, легкого мазка. После Головина второе место, по моему мнению, надо отдать Петрову-Водкину. Он занимал огромную стену в большом зале, и вполне заслуженно. Есть вещи превосходные. Прежде у него вместо колорита была простая раскраска и часто безвкусная. Сейчас этот розовый тон, который был ему присущ, потемнел, стал полнозвучнее, мягче и убедительнее. Были отличные натюрморты.