Автобиография

Меня иногда спрашивают, есть ли в кодексе Карло какие-то вещи, не подлежащие обсуждению, и мне трудно ответить на этот вопрос: он выстраивает настолько крепкие отношения с людьми, что кажется, будто обсудить с ним можно все или почти все. У него фантастические отношения с игроками, построенные на тотальном взаимоуважении. Он ставит себя вровень с ними, ждет от них обратной связи и хочет помогать им, направлять их. Однако есть одна вещь, к которой он относится с большой серьезностью, и это то, что он именует «плохим отношением», то есть непрофессиональное поведение.

Он всегда хотел, чтобы работа велась в соответствии с высоким стандартом, начиная от того, в каких условиях мы путешествуем, и заканчивая тем, как мы играем, тренируемся и ведем себя. Все должно было делаться правильно, все должны были вести себя корректно. Но что странно, он никогда не переживал о том, как игроки ведут себя за пределами клуба, как делал бы это я; он был довольно толерантен к ним в этом отношении, потому что всегда говорил, что не имеет контроля над этой составляющей.

Другая вещь, которая сильно его раздражала, – это проявление любым из игроков неуважения по отношению к членам штаба и сотрудникам. Как-то раз за день до выездной игры Карло решил устроить команде тактический брифинг. Он уже объявил состав на предстоящую игру и организовал двухсторонку между командами по 11 человек: в одной был стартовый состав, а во второй – игроки замены и те, кто не попал в заявку. Он руководил упражнением, я находился в середине поля с мячами, готовый к началу сессии, а Рэй Уилкинс был на дальнем конце поля.

Жозе Босингва играл правого защитника, по сути, второй команды. Эшли Коул и, кажется, Флоран Малуда играли на левом фланге первой команды и проскакивали Босингву так, словно его там и не было. Он просто не выполнял свои обязанности так, как следовало бы, явно показывая всем свое разочарование тем фактом, что завтра ему не сыграть. Он, по сути, начал забастовку, бросив играть. Я напомнил ему о важности профессионализма, сказав: «Завтра у нас будет игра, к которой нормально готовиться должны все, и не важно, кто играет, а кто нет». И он ответил мне весьма грубо и неуважительно. Я продолжил разговаривать с ним, и в конечном счете паре ребят пришлось быстро вмешаться, чтобы разнять нас, среди них были Дидье Дрогба и Карло. Вы должны понять, что они хотели помешать не физической конфронтации между нами, но уж словесной так точно.

Карло разрядил обстановку, и тренировка продолжилась, однако отношение Босингвы не стало сильно лучше. После тренировки я просто взорвался: как может игрок так реагировать на замечание, когда он как следует не выполняет своей работы? Позже тем же вечером в отеле, где жила команда, Карло общался с группой игроков на эту тему, сказав, что подобное поведение неприемлемо. Он сказал, что не допустит повторения чего-то подобного, и публично убедился в том, что Босингва это усвоил. После к этой теме уже не возвращались.

Карло мог повести себя очень резко, если считал, что кто-то вел себя некорректно. В те шесть лет, что я с ним отработал, он всегда сохранял очень хороший контроль над своим поведением, он работал с фактами и предлагал решения. Он был великолепен по части управления своими эмоциями, хотя во время нашей работы в «Пари Сен-Жермен» случилась одна игра, по ходу которой он вышел на уровень ярости, мной прежде невиданный. Мы играли с «Эвианом» на выезде и выглядели очень блекло. В раздевалке после матча Карло вышиб дверь с такой силой, когда входил, что я больше беспокоился за его руку, нежели за дверь, идя за ним туда, где ждали игроки. На полу в центре комнаты лежала коробка, по которой он ударил так, что она угодила Ибре в голову. Я подумал: «О нет», но, к чести Златана, он просто принял сей факт как данность, нисколько не изменившись в лице. Карло затем выступил с тирадой в адрес игроков, говорил очень резко и эмоционально. Тот раз был единственным за шесть лет, когда я видел его в таком состоянии.

Несколько раз я видел, как он переходит на итальянский, что всегда свидетельствует о том, что он разгневан. Обычно в такие моменты все сидели тихо, с опущенными головами, потому что понятия не имели, о чем он говорит. В «Париже» в раздевалке были некоторые игроки, владевшие итальянским, так что для них его слова имели смысл. Полагаю, что ругань на итальянском помогала ему выплеснуть эмоции, потому что ругаться в такие моменты на втором или третьем языке трудновато. Не помню, чтобы в «Челси» он прибегал к этому так часто, как в «Париже».