Но какие бы эффективные усилия не предпринимала Великобритания по укреплению обороны, национальная безопасность, в конечном счете, зависела от того, насколько странам Североатлантического договора удастся достигнуть единодушия, мощи и эффективности. Важнейшим оставался вопрос, будет ли американское общественное мнение настроено поддержать интересы Западной Европы. Поэтому меня сильно волновали напряженность и разногласия, возникшие к этому моменту между членами альянса. Как мне представлялось, прежде всего, мы должны были поддержать американских лидеров: но это не означало, что американцы могли бы добиваться своих интересов независимо от мнения европейских союзников. 13 декабря 1981 года правительство под командованием генерала Ярузельского ввело в Польше военное положение, и нужно было принять решение о реагировании на ситуацию в этой стране – и это выдвигало на первый план проблемы, которые в течение всего следующего года только обострялись. Некоторые европейские страны, в первую очередь Германия, враждебно относились к экономической линии президента Рейгана и не доверяли его риторике в высказываниях по вопросам обороны и контроля над вооружениями. Такое отношение мне было чуждо, однако я стремилась к более жестким мерам по контролю за растущей дефицитностью бюджета США. У меня вызывало чувство раздражения то, как американцы своими действиями перекладывали большую часть забот со своей головы на головы союзников и, хотя и небезусловно, коммунистов в Польше и Советском Союзе. Первым из таких вопросов было принятие польским правительством жестких мер борьбы с профсоюзом «Солидарность». Военное положение в Польше было объявлено в ночь с 12 на 13 декабря 1981 года, тогда же был учрежден военный совет национального спасения, состоящий из военных лидеров во главе с премьер-министром генералом Ярузельским. Были перекрыты границы, перерезаны телеграфные и телефонные коммуникации, введен комендантский час и запрет на проведение забастовок и собраний, а система вещания жестко контролировалась властями. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что все это неприемлемо с моральной точки зрения, но, тем не менее, выбрать соответствующие меры реагирования было непросто. В итоге, чтобы сдержать введение советских войск, нам пришлось настойчиво заявлять о том, что полякам нужно предоставить свободу в принятии решений по внутренним делам у себя в стране. Стояло ли за этим закручиванием гаек само советское правительство, чтобы, воспользовавшись ситуацией, повернуть историю вспять – к махровому коммунизму и подчинению Москве? Или это действительно было временным решением, принятым ввиду необходимости навести в Польше порядок, как утверждало правительство Ярузельского, подразумевая под этим предотвращение захвата со стороны Советов? Но чем глубже мы вникали в то, что произошло, тем хуже выглядела ситуация. Президента Рейгана лично задело произошедшее: он полагал, что за этим стоял Советский Союз и собирался принять быстрые меры. 19 декабря я получила от него послание с подтверждением этих действий. Александр Хейг-младший направил параллельное послание Питеру Каррингтону, в котором было указано, что американцы не предлагают того, чтобы Запад теперь осуществлял рассчитанные на отдаленную перспективу меры по противостоянию советскому военному вмешательству, уже согласованные между членами НАТО. Они хотели принятия ряда безотлагательных политических и экономических мер и предусмотрели резервные меры на случай ухудшения ситуации. Вечером того же дня, без последующего уведомления, американцы должны были объявить санкции в отношении Советского Союза. Эти санкции, как мы с удовольствием отметили, вполне обосновано не включали прекращения переговоров о разоружении, проходящих в Женеве. Но они не предусматривали таких мер, как отмена права посадки самолетов «Аэрофлота», прекращение переговоров по новому долгосрочному соглашению по зерну и прекращение экспорта материалов для строительства запланированных трубопроводов для транспортировки природного газа, на котором уже велись работы. Последний пункт должен был вызвать огромное недовольство Великобритании и других европейских стран. Компании в Великобритании, Германии и Италии имели обязывающие договоры на предоставление оборудования для газопроводной магистрали из Западной Сибири, включая поставку компонентов, производимых США или по лицензии США. Если бы запрет распространился на существующие договоры, британские компании лишились бы сделок с Советским Союзом на сумму свыше 200 млн фт. стерлингов. Больше всех пострадал бы контракт компании «Джон Браун инжиниринг» на поставку насосного оборудования для проекта трубопровода, в котором было задействовано большое количество рабочих мест. Оказывая на американцев давление в этом вопросе в частности, я сделала все, чтобы в отношении генеральной линии, которую они хотели занять, мы оказали им по возможности самую активную поддержку как со стороны НАТО, так и со стороны Европейского сообщества. А это было отнюдь не просто. В самом начале, немцы неохотно соглашались с необходимостью принимать какие-либо меры в отношении польского правительства. Французы настаивали на продолжении реализации продовольственных товаров Советскому Союзу по особым субсидируемым ценам, установленным Европейским сообществом. Но я все же была уверена, что если бы нам удалось склонить американцев занять более разумную позицию в отношении проекта строительства газопровода, мы бы могли продемонстрировать довольно внушительное западное единство. Было плохо то, что члены американского правительства из числа противников проекта трубопровода имели весьма отдаленное отношение к событиям в Польше. Эти чиновники полагали, что в случае, если проект получит развитие, немцы и французы будут зависеть от поставок советских энергоресурсов, и это может иметь разрушительные стратегические последствия. В этом споре был ряд убедительных аргументов, но несмотря на то что Россия обеспечивала бы Германию чуть более четвертью объема газа, а Францию – почти третью, это все же составило бы не более 5 % от общего объема энергопотребления в этих странах. Как бы то ни было, ни немцы, ни французы не собирались присоединиться к американскому давлению. Соответственно, это давление оказалось бы неэффективным, и при этом оно никак не способствовало бы решению частной проблемы, с которой мы сталкивались в Польше. Вдобавок, американцы говорили о необходимости заставить Польшу объявить дефолт по внешней задолженности (что вызвало серьезную обеспокоенность Банка Англии), а это могло бы повлечь за собой тяжкие последствия для банков Европы. В пятницу, 29 января, Александр Хейг-младший присоединился ко мне во время позднего обеда в резиденции на Даунинг-стрит. Я сказала ему, что наиболее важной целью является сохранение единства западного альянса. Последнее совещание совета НАТО прошло успешно. Однако меры, которые в сложившейся ситуации предлагали США, вызывали озабоченность. Я сказала, что как бы американцы ни относились к этой проблеме, мы должны считаться с тем фактом, что французы и немцы не откажутся от контрактов, связанных со строительством сибирской газопроводной магистрали. Перейдя ближе к делу, я отметила, что американцы не предусмотрели введения запрета на продажу зерна, который нанес бы ущерб их собственному народу. И вообще, вряд ли большая часть мер, принятых США, оказала бы серьезное влияние на ситуацию внутри страны – но при этом они могут нанести удар по Европе. Мне было отчетливо видно, что господин Хейг согласен в целом с моим анализом ситуации. Но совершенно неожиданно 18 июня американцы объявили о том, что запрет на поставку в Советский Союз технологии для газонефтедобычи распространялся не только на компании США, но и на их международные дочерние предприятия и иностранные компании, производящие по лицензионным договорам компоненты, которые проектировали американцы. Это известие повергло меня в шок. Реакция европейцев в целом была еще более жесткой. Великобритания приняла законодательные меры в соответствии с законом о защите торговых интересов, чтобы предотвратить последствия такого расширения экстерриториальной власти США. Раздражение в Европе возросло еще сильнее после сообщений о том, что американцы намеревались возобновить продажу зерна в СССР, прикрываясь предлогом, что так из СССР будет выведена конвертируемая валюта – при этом было кристально ясно, что истинной причиной была защита интересов американских фермеров, которым нужно было продать свое зерно. Чтобы выпутаться из этой непростой ситуации, вопрос передали на контроль новому госсекретарю США, блестящему деятелю Джорджу Шульцу. В том же году он разрешил все трудности, дав зеленый свет существующим контрактам на строительство трубопровода. Впрочем, из всей этой ситуации можно было извлечь хороший урок о том, как следует вести дела с союзниками.