Автобиография

Летом 1982 года мы наблюдали за применением ряда полезных международных дипломатических практик. С 4 по 6 июня главы правительств стран «Большой семерки» проводили встречу в окружении пышного великолепия Версаля, и моим самым ярким воспоминанием о тех слушаниях стало то впечатление, которое произвел президент Рейган. В какой-то момент он говорил минут двадцать, не заглядывая в бумагу, и в своем выступлении в целом очертил экономические перспективы. Его негромкие, проникновенные слова дали тем, кто еще не был с ним знаком, представление о тех особых чертах, которые делали его выдающимся политическим лидером. Когда он закончил выступать, президент Миттеран признал, что никто не смог бы упрекнуть президента Рейгана в верности собственным убеждениям. Учитывая то, каких твердых социалистических правил придерживался президент Миттеран, это звучало почти как комплимент. Из Парижа президент Рейган прилетел в Лондон с официальным визитом, во время которого он выступил с речью перед обеими палатами парламента в королевской галерее Вестминстерского дворца. Речь сама по себе была выдающейся. Она ознаменовала решающий этап в идейной борьбе, которую мы с ним хотели повести против социализма – и, прежде всего, против социализма в Советском Союзе. Мы оба были убеждены в том, что надежно укрепленная оборона была необходимым, но недостаточным средством для успешного противостояния коммунистической угрозе. У нас не было стремления только лишь к сдерживанию коммунизма, но, напротив, мы хотели независимо перейти в наступление. В своей речи президент Рейган предлагал провести всемирную кампанию в поддержку демократии, чтобы оказать содействие «демократической революции, набирающей новую силу». Впрочем, если оценивать эту речь в ретроспективе, ее значимость была гораздо выше. Она обозначила новое направление борьбы Запада против коммунизма. Эта речь раскрывала рейгановскую доктрину, в соответствии с которой Запад не должен был отворачиваться от тех стран, в которых насаждался коммунизм.

К моменту, когда я направилась с визитом на Дальний Восток в сентябре 1982 года, положение Великобритании в мире, как и мое собственное, изменилось в результате победы, одержанной в Фолклендской войне. Однако был один вопрос, в котором это создавало определенное неудобство: переговоры с китайцами относительно независимости Гонконга. Китайские лидеры всеми силами старались показать, что Фолклендский конфликт не являлся прецедентом для того, чтобы решать проблемы, связанные с колониальным государством. В первой половине дня в среду, 22 сентября, я и сопровождающие меня лица вылетели из Токио, где я находилась с визитом, в Пекин. До окончания срока аренды Новых Территорий, составлявших свыше 90 % территории колонии Гонконг, оставалось пятнадцать лет. Собственно сам остров Гонконг является британской суверенной территорией, но, как и остальные колонии, зависит от материка в ресурсах: в воде и других запасах. Китайская Народная Республика отказывалась признавать Нанкинский договор, подписанный в 1842 году, в соответствии с которым остров Гонконг был присоединен к Великобритании. Соответственно, нашей целью в переговорах было обменять суверенитет над островом Гонконг на продолжающееся британское управление на всей территории колониальных владений на самую отдаленную перспективу. Это, как показывали многочисленные консультации с политиками и крупными предпринимателями Гонконга, было именно тем решением, которое их вполне бы устроило. В этой ситуации существовала непосредственная угроза того, что здесь улетучится финансовая уверенность, поэтому деньги и, в соответствующий момент, ключевой персонал покинут колониальные владения – опасность, которая могла привести к обнищанию и дестабилизации Новых территорий еще задолго до окончания срока их аренды. Более того, если предполагалось делать новые инвестиции, нужно было начинать действовать сейчас, поскольку инвесторы будут заглядывать лет на пятнадцать вперед, чтобы оценить, какое решение следует принять. Ранее я уже была в Пекине в апреле 1977 года в качестве лидера оппозиции. За несколько месяцев до того визита была низложена «Банда четырех», и председателем партии был Хуа Гофэн. Дэн Сяопин, который в свое время сильно пострадал в ходе культурной революции, в предшествующем году оказался в опале со стороны «Банды четырех» и тогда все еще находился под арестом. Однако на этот раз, во время моего первого визита на посту премьер-министра (и вообще первого визита действующего премьер-министра страны), Дэн Сяопин несомненно был у руля.