Во второй половине дня в среду, 22 сентября, у меня состоялась первая встреча с китайским премьер-министром Чжао Цзыяном, чьи сдержанность и корректность оказались большим препятствием для его последующей карьеры. Мы обсудили международное положение и, учитывая враждебную настроенность китайцев в отношении советской гегемонии, смогли найти много общих точек соприкосновения. Однако мы отдавали себе полный отчет в том, что завтрашняя встреча по вопросу Гонконга – совершенно иное дело. Я начала эту встречу с заранее подготовленного заявления, излагающего позицию Великобритании. Я сказала, что Гонконг является уникальным примером успешного китайско-английского сотрудничества. Я отметила, что суверенитет и неуклонное процветание Гонконга – это две главные черты китайской идеологии. Процветание зависело от доверия. Если бы в административном управлении Гонконгом произошли коренные изменения или о них было бы сейчас всего лишь объявлено, то несомненно началась бы массовая утечка капитала. Нет, Великобритания отнюдь не подталкивала к этому. Но и предотвратить этого мы никак не могли. Развал Гонконга лег бы тенью на обе наши страны. Доверие и процветание зависели от британского управления. При условии, что наши правительства смогли бы договориться между собой относительно принципов будущего управления Гонконгом и эти принципы дали бы результат и укрепили бы доверие в народах колониальной территории, и люди были бы довольны британским парламентом – только в этом случае мы могли рассмотреть вопрос о суверенитете. Я надеялась, что такая практичная и реалистичная аргументация окажется убедительной. Однако из вступительных замечаний китайского премьер-министра становилось ясно, что они не пойдут на компромисс в вопросе суверенитета и что они намерены восстановить свой суверенитет на всей территории Гонконга: как на острове, так и на Новых территориях, – в 1997 году и не позднее. Гонконг мог стать особой административной зоной, управляемой местным народом, сохранив существующую социально-экономическую систему. В Гонконге должен был сохраниться капиталистический строй, а также своя зона свободной торговли и функционирования в качестве международного финансового центра. Гонконгский доллар так же продолжал бы использоваться в качестве конвертируемой валюты. В ответ на мою энергичную реплику с места касательно падения доверия, к которому, в случае объявления, могла бы привести подобная позиция, он заявил, что если придется делать выбор между суверенитетом с одной стороны и процветанием и стабильностью – с другой, то Китай в первую очередь выберет суверенитет. Встреча прошла в довольно учтивых тонах. Однако китайское руководство не отступало ни на йоту. Я знала, что суть всего сказанного будет передана Дэн Сяопину, с которым я встретилась на следующий день. Господин Дэн был известен как прагматик, но в этой ситуации он был категоричен. Он повторил, что китайцы не готовы обсуждать суверенитет. Также он заявил, что сейчас нет необходимости объявлять о решении, по которому Гонконг возвращается под китайский суверенитет, но что в ближайший год или два китайское правительство официально объявит о своем решении восстановить суверенность этой территории. В какой-то части беседы он даже сказал, что китайцев ничто не останавливает, и они могут войти в Гонконг и занять его в течение того же дня, если захотят. Я парировала, что если бы они и впрямь решились на такое, я бы отговаривать их не стала, но это вызвало бы крах в Гонконге. Весь мир бы тогда увидел последствия перехода правления от Великобритании к Китаю. Впервые за все время беседы он, казалось, был застигнут врасплох: его настрой стал более примиренческим, но он все еще не ухватил центральную мысль, продолжая твердить, что англичане должны остановить утечку денег из Гонконга. Я пыталась объяснить, что прекращение оттока денег фактически закрывает возможность притока новых денег. Инвесторы утратят доверие, и это будет означать конец Гонконга. Мне становилось совершенно понятно, что у китайцев не было внятного представления о политико-правовых аспектах капиталистического устройства. Если они хотели, чтобы Гонконг и дальше был процветающей и стабильной территорией, им нужно было постепенно и всесторонне изучить его обустройство в целом. В ходе этих обсуждений я также убеждалась в том, что китайцы, уверенные в правдивости своих лозунгов о том, что капитализм – это зло, просто не осознавали того, что мы, англичане, считали своим моральным долгом делать все, что в наших силах, чтобы защитить свободный образ жизни гонконгского народа. Однако, при всех трудностях, переговоры не были сокрушительным поражением, каким могли бы стать. Мне удалось добиться согласия Дэн Сяопина, что нужно сделать короткое заявление, в котором, не ссылаясь на то, что мы якобы достигли договоренности, было бы объявлено о начале переговоров, общая цель которых – сохранение стабильности и благополучия Гонконга. Ни народу колониальной территории, ни мне не удалось добиться всего того, что мы хотели, но я была убеждена в том, что мы, по крайней мере, заложили фундамент для нормальных переговоров. Каждый из нас знал, что ждет дальше.