Мое собственное мнение было гораздо ближе ко второму типу мышления, с одной очень существенной разницей. Я всегда верила, что наша западная система в конце концов преобладает, если мы сохраним наши преимущества, так как она зиждется на уникальном, практически безграничном творческом потенциале и жизненной силе отдельных личностей. Даже советская система, которая призвана подавлять индивидуальность, никогда не могла полностью в этом преуспеть, как видно на примерах Солженицына, Сахарова, Буковского, Ратушинской и тысяч других диссидентов и рефьюзников. Это также означало, что однажды определенная личность могла даже бросить вызов той системе, которую раньше сама использовала для достижения власти. Я была убеждена, что нам нужно искать подходящего человека в подрастающем поколении советских лидеров и затем взращивать и укреплять его, в то же время при этом ясно осознавая пределы наших возможностей. Поэтому те, кто впоследствии считал, что я была сбита с пути и отошла от первоначального подхода к Советскому Союзу, потому что была ослеплена господином Горбачевым, были не правы. Я заметила его, так как искала как раз такого человека.
В то время, когда проходил семинар в Чекерс, ощущалось, что в скором времени в советском руководстве произойдут важные изменения. Господин Андропов, хотя и не либерал, без сомнения, хотел возродить советскую экономику, которая находилась в гораздо более худшем положении, чем мы в то время осознавали. Для того чтобы это сделать, он хотел сократить бюрократию и улучшить эффективность. Хотя он и унаследовал высшее руководство, которое не мог сразу же сменить, почтенный средний возраст членов Политбюро давал ему возможность ставить на освободившиеся посты своих единомышленников. В то время уже существовали сомнения по поводу здоровья Андропова. Тем не менее если бы он прожил хотя бы еще несколько лет, поколение лидеров вполне могло бы смениться полностью. Двумя основными соискателями на главный пост были Григорий Романов и Михаил Горбачев. Я запросила по обоим всю информацию, которой мы располагали.
Вскоре стало очевидно – как ни привлекательна были идея снова увидеть в Кремле Романова, – что это приведет к неприятностям. Романов в качестве Первого секретаря Коммунистической партии в Ленинграде завоевал авторитет эффективного руководителя, а также слыл твердым марксистом, что он, как и многие в его окружении, совмещал с экстравагантным образом жизни. И, признаюсь, когда я прочитала о тех бесценных хрустальных бокалах из Эрмитажа, разбитых на свадьбе его дочери, некоторая доля привлекательности имени потерялась.
То немногое, что мы знали о господине Горбачеве, казалось довольно обнадеживающим. Он, безусловно, имел лучшее в Политбюро образование (хотя эту группу людей вряд ли можно было назвать интеллектуалами). Он получил репутацию человека широких взглядов; конечно это, возможно, такой стиль. Он уверенно поднялся по ступенькам партии при Хрущеве, Брежневе и теперь Андропове, чьим протеже он, без сомнения, являлся; но это могло означать конформизм, а не талант. Как бы то ни было, тогда же я услышала положительные отзывы о нем от Пьера Трудо из Канады. Я стала обращать особое внимание, когда его имя упоминалось в сообщениях о Советском Союзе.
На тот момент, однако, отношения с Советами были такими плохими, что прямой контакт с ними был практически невозможен. Мне казалось, что придется действовать только через Восточную Европу.
Для своего первого визита в качестве премьер-министра в одну из стран Варшавского договора я по нескольким причинам выбрала Венгрию. Венгры пошли дальше всех по пути экономических реформ, и там намечалась определенная степень либерализации, хотя откровенное инакомыслие было наказуемо. Янош Кадар, формально Первый секретарь Коммунистической партии Венгрии, а фактически единоличный руководитель, использовал экономические связи с Западом, чтобы обеспечить своему народу приемлемый уровень жизни, в то же время постоянно подтверждая приверженность Венгрии Варшавскому договору, социализму и Советскому Союзу – необходимое соображение, учитывая, что примерно 60 000 советских войск «временно» располагались в Венгрии с 1948 года.
Когда я сошла с самолета в 10 часов вечера в четверг 2 февраля 1984 года, меня встречал премьер-министр Венгрии господин Лазар. На следующее утро первой по расписанию встречей была частная беседа с ним. Он всячески демонстрировал преданность коммунистической системе. А то, что он говорил, указывало на корни этой преданности. Он предупредил меня, что самое худшее, что я могу сделать во время визита, это поставить под сомнение, что Венгрия останется частью социалистического блока. Венгры были озабочены тем, что сказал вице-президент Джордж Буш по этому поводу в Вене, после успешного завершения визита в страну. Я поняла, что формальное следование советской системе было ценой тех ограниченных реформ, которые они смогли провести. Я сразу же сказала, что поняла, и с усердием старалась сдержать свое слово.