На пресс-конференции и во время моего последующего доклада Палате представителей о результатах Фонтенбло меня подвергли критике из-за того, что мне не удалось получить больше. Но было достигнуто жизненно важное урегулирование, которое будет продолжаться так же долго, как и увеличенные в результате новых 1,4 процента НДС «свои ресурсы». Конечно, в известном смысле это достижение было не «насовсем», но оно означало, что мне не придется каждый год выбивать возврат, пока не закончится новое ограничение на НДС, и что когда оно все-таки закончится, я окажусь в такой же выгодной позиции и смогу отклонить дополнительные «свои ресурсы», как было в Фонтенбло, если у меня не будет удовлетворительного решения по вкладам Британии в бюджет. В более широком смысле, разрешение этого диспута означало, что Сообщество могло теперь двигаться вперед и с прибавкой, и с мерами единого рынка, к чему я и стремилась. В процессе каждых переговоров наступает самое подходящее время для соглашения: это оно и было.
Все ожидали, что как только Германия и мы согласимся увеличить «собственные ресурсы», вступление Испании и Португалии пройдет вполне гладко. На самом деле состоялось два заседания Европейского Совета, в Дублине и Брюсселе, прежде чем все разрешилось. Ирландцы, взяв на себя обязанности председателя, назначили заседание Совета в Дублине на понедельник 3 и вторник 4 декабря. В таких случаях я всегда была «белой вороной» просто потому, что была главной политической мишенью ИРА и всегда была окружена непроницаемой защитой службы безопасности. Я едва могла выбраться из дублинского замка, где я останавливалась, и только по крайней необходимости могла использовать вертолет.
По крайней мере в этот раз не Британия, а Греция получила в пьесе роль злодея. По поводу вступления Испании и Португалии было два нерешенных вопроса – вино и рыба, – от обоих сильно зависели оба иберийских государства. Переговоры, кажется, продвигались к взаимовыгодному заключению. И как раз в тот момент вмешался господин Папандреу, относящийся к левому крылу, премьер-министр Греции, который фактически предлагал наложить запрет на прибавку, если Греции в течение следующих шести лет не будет гарантировано получение огромных сумм. Прецедент возник в результате продолжавшегося уже некоторое время обсуждения о «Единой средиземноморской программе» помощи, от которой в основном выигрывала Греция. Кажется, аппетит греков еще больше разжигали несанкционированные дискуссии больших сумм денег внутри Комиссии. Заявление господина Папандреу привело Совет в смятение. Все жалели не только о том, что Греция требовала от нас выкупа, но еще больше о том, что, хотя Грецию приняли в Сообщество как раз для того, чтобы помешать ее восстановленной демократии, греки теперь не позволяли Сообществу сделать то же самое c бывшими диктатурами Испании и Португалии.
Так случилось, что я разговаривала с господином Фелипе Гонсалесом, премьер-министром Испании, когда мы оба присутствовали на похоронах господина Черненко в Москве в марте следующего года. Господин Гонсалес, который мне по-человечески нравился, несмотря на мое несогласие с его социалистическими взглядами, был возмущен условиями, предложенными Испании при принятии в Сообщество. Я ему, конечно, сочувствовала, но предупредила, что не стоит ждать лучших условий, так как сомневалась, что он их получит. Я сказала, что лучше будет бороться изнутри. Не знаю почему, но он принял к сведению мой совет, и на довольно небогатом событиями брюссельском Совете в следующем месяце, где председательствовала Италия, переговоры по вхождению Испании и Португалии были фактически завершены. Для Британии вступление Испании имело особое преимущество, так как со временем ей придется снять дискриминационные тарифы на импорт машин, который давно стал источником раздражения в автомобильной промышленности.
Но греческий «оброк» пришлось заплатить. В Брюсселе только я одна яростно оспаривала размер счета, предоставленного нам по «Единой средиземноморской программе».