Читаем Автобиография полностью

Приезд Шарлотты, или Карло, как спустя месяц называла ее Розалинда, оказался чудом. Не успела она переступить порог Скотсвуда, как Розалинда мистическим образом вновь обернулась тем славным ребенком, каким была при Сайт. Словно ее окропили святой водой. Туфли благополучно сидели у нее на ногах, а не летели в кого попало, она вежливо отвечала на вопросы — словом, общество Карло было ей очень приятно. Бешеный демон исчез. «Хотя, когда я у вас появилась, — позднее призналась мне Шарлотта, — она была похожа на детеныша дикого животного, потому что ей давно не стригли челку: волосы лезли в глаза и мешали смотреть».

Наступили блаженные дни. Как только Розалинда пошла в школу, я начала готовиться к новому рассказу. Но так нервничала, что откладывала и откладывала. Наконец день настал: мы с Шарлоттой уселись друг против друга. У нее в руках были блокнот и карандаш. Тоскливо глядя на каминную доску, я произнесла несколько первых фраз. Прозвучали они ужасно. Я не могла выговорить ни единого слова с ходу, не запинаясь. Все, что я изрекала, звучало неестественно. Мы промучались около часа. Много позднее Карло призналась мне, что тоже с ужасом ждала начала литературной работы. Хоть она и окончила курсы стенографии и машинописи, опыта работы у нее не было, она даже стенографировала проповеди в церкви, чтобы приобрести навык. Карло боялась, что я начну строчить как из пулемета. Но то, как я диктовала, ни для одной стенографистки никаких трудностей не представило бы. За мной можно было даже не стенографировать, а просто записывать.

После неудачного начала дела пошли лучше. Но все же мне, когда я сочиняю, удобнее писать самой — либо от руки, либо на машинке. Удивительно: когда слышишь свой голос, становишься неуверенной и не можешь толково выразить свою мысль. Только лет пять-шесть спустя, сломав правую руку, я научилась пользоваться диктофоном и постепенно привыкла к звучанию собственного голоса. Неудобство магнитофона или диктофона, однако, состоит в том, что они приучают к многословию.

Без сомнений, усилия, которые тратишь, когда пишешь на машинке или от руки, заставляли меня быть экономней в языке, — автору детективных рассказов это, уверена, особенно необходимо. Читатель не желает, чтобы одно и то же ему разжевывали по три-четыре раза. А когда наговариваешь текст на диктофон, возникает искушение сказать и так, и эдак, то же самое, но разными словами. Конечно, потом можно все сократить, но это раздражает и нарушает плавное течение мысли. И все-таки человек — создание ленивое, он не станет писать больше, чем необходимо, чтобы выразить свою мысль.

Конечно, существует свой объем для каждого жанра. Я лично думаю, что самый подходящий объем для детектива — пятьдесят тысяч слов. Многие издатели считают, что этого мало. Быть может, и читатель чувствует себя обделенным, получив за свои деньги всего пятьдесят тысяч слов, шестьдесят — семьдесят тысяч его больше устроили бы. Но если книга длиннее, при чтении возникает желание ее подсократить. Для рассказа в жанре триллера оптимальный объем — двадцать тысяч слов. К сожалению, спрос на рассказы такого объема падает все ниже, авторам за них мало платят, они понимают, что выгоднее писать более длинные вещи, вот и растягивают рассказ в целый роман. Техника короткого рассказа, полагаю, вообще не подходит детективному жанру. Триллеру еще куда ни шло, но детективу — нет. Рассказы мистера Форчуна[458] о X. С. Бейли, с этой точки зрения, были хороши, потому что они длиннее обычного журнального рассказа.

К тому времени Эдмунд Корк свел меня с новым издателем, Уильямом Коллинзом, с которым я продолжаю сотрудничать по сей день.

Первая предложенная ему мной книга — «Убийство Роджера Экройда» — была гораздо удачнее всего, что я написала до той поры; ее и теперь еще помнят и цитируют. Мне удалось найти тогда отличный ход, чем я в какой-то мере обязана своему зятю Джеймсу. За несколько лет до того, прочтя какой-то детектив, он раздраженно бросил: «В нынешних детективах почти все оказываются преступниками, даже сыщики. Хотел бы я посмотреть, как из Ватсона можно сделать преступника». Мысль показалась мне забавной, и я часто возвращалась к ней. Затем похожую идею высказал лорд Луи Маунтбаттен. Он написал мне письмо с предложением сочинить рассказ от первого лица, которое окажется убийцей. Письмо пришло, когда я серьезно болела, и по сей день не уверена, что ответила на него.

Идея мне понравилась, и я долго размышляла над ней. Разумеется, осуществить ее было нелегко. Я подумывала о том, чтобы убийцей сделать Гастингса, но без обмана придумать такой сюжет трудно. Конечно, многие считают, что и «Убийство Роджера Экройда» — надувательство; но если они внимательно прочтут роман, им придется признать, что они не правы. Небольшие временные несовпадения, которые здесь неизбежны, аккуратно упрятаны в двусмысленные фразы: доктор Шеппард, делая записи, как бы сам находит удовольствие в том, чтобы писать только правду, но не всю правду.

Перейти на страницу:

Все книги серии Агата Кристи. Собрание сочинений

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза