Автобиография

Твичелл привез с собой письмо, которое меня заинтересовало, и по мой просьбе оставил его у меня, с тем чтобы я вернул его, когда оно больше не понадобится. Это письмо от преподобного Чарлза Стоу, сына Гарриет Бичер-Стоу. Письму сейчас примерно два месяца – но за это время Джо протер его почти до дыр, зачитывая людям. То есть зачитывая людям один определенный пассаж. Он прочитал этот отрывок и мне, вот он:

«Я читал в книге о преп. докторе Бартоне «Воспоминания», как говаривали старики, ваши высказывания на его похоронах. Я думаю, что по красоте слога, богатству мысли, тонкости и силе психологического анализа это не уступает любым мастерам нашей словесности. Меня больше всего восхитил отрывок, который начинается словами: «Люди отмечали в нем солнечный свет» и т. д. Я считаю, эта книга – настоящая жемчужина, но данный пассаж – просто шедевр прекрасного и возвышенного английского языка. Позор, что такие люди, как доктор Паркер и доктор Бартон, пребывают в борьбе за существование – нет, что такие люди, как вы и доктор Бартон, в каком-то смысле подобны стотридцатипушечным кораблям испанского флота при Трафальгаре, побеждаемым пигмеями».

Джо спросил:

– Марк, что вы об этом думаете?

Я ответил:

– Ну, Джо, не хочу сейчас давать заключение. Пришлите мне этот отрывок, и тогда я выскажу свое мнение.

– Видите ли, – сказал Джо, – главная прелесть заключается в том что эту чудесную жемчужину написал не я – это был Паркер.

Но Твичелл получает от этого массу удовольствия. Некоторое время назад его дочери собрали большую компанию своих молодых друзей обоих полов, в середине банкета вошел Джо и приветствовал их, а они пригласили его остаться. Но, конечно же, он со своей седой головой вносил изрядную долю смущения, и веселье, хотя полностью и не прерываясь, уменьшилось до приличествующего градуса из почтения к одеянию и возрасту Джо. Поскольку возникли как раз подходящие условия для выразительного чтения этого отрывка, – Джо зачитал его с явной гордостью и почти юношеским тщеславием, тогда как молодежь опустила глаза из чувства жалости к старику, который может таким образом демонстрировать свою суетность и испытывать при этом детский восторг. Дочери Джо залились краской, переглянулись и были готовы расплакаться от такой унизительной демонстрации. Затем, конечно, Твичелл закончил свое выступление, проинформировав их, что все эти похвалы были заслужены, только не им, ибо мистер Стоу ошибся. Если бы Стоу пошел и еще раз взглянул на отрывок, который так высоко оценил, то заметил бы, что это творение преподобного доктора Паркера, а отнюдь не его.

На одном из утренних понедельничных собраний духовенства Твичелл проделал то же самое и с таким превосходным эффектом, что посреди чтения сам Паркер подал голос и сказал: «Послушайте, Джо, это уж слишком. Мы знаем, вы умеете делать прекрасные вещи, мы знаем, что вы можете делать замечательные вещи, но вы никогда не делали ничего столь замечательного, о чем говорит этот Чарли Стоу. Он не является компетентным критиком, это совершенно очевидно. В английской литературе нет ничего достойного столь невоздержанного панегирика, как этот, где Чарли Стоу переносит вашу речь о Бартоне».

Тогда Джо объяснил, что Паркер лишь хулит самого себя, потому что та речь принадлежала именно Паркеру.

Паркер до сих пор в упряжке. Он является пастырем одной и той же конгрегации – ее детей, внуков и правнуков – в течение сорока шести лет. Джо говорит, что он такой же великолепный мастер английского слова, а мысль его точно так же отточена и глубока, как в лучшие годы. Насколько я понимаю, это о многом говорит. Ибо Паркер был одним из выдающихся людей, когда я знавал его в старые дни в Хартфорде, а в том городке насчитывалось всего восемь – десять мужей, которые возвышались над средним уровнем.