Читаем Автобиография полностью

Сегодня утром мы похоронили старого доброго актера Джона Мэлона. Его старые друзья по клубу «Плэйерс» проводили его в последний путь. Я второй раз в жизни присутствовал на католических похоронах. И когда я сидел в церкви, то, повинуясь естественному процессу, мысленно вернулся назад, к тому, другому разу, и контраст сильно меня заинтересовал. В предыдущий раз это были похороны императрицы Австрии, которая была злодейски убита шесть – восемь лет назад. Туда съехалась вся древняя знать Австрийской империи, и поскольку лоскутное одеяло старых королевств и княжеств состоит из девятнадцати государств и одиннадцати национальностей, и поскольку эти аристократы явились разодетые в наряды, которые привыкли носить их предки по торжественным случаям государственной важности четыре или пять столетий назад, многообразие и великолепие костюмов создавало картину, оставлявшую далеко в тени все представления о пышности и блеске, которые я в ходе своей жизни вынес из оперы, театра, картинных галерей и книг. Золото, серебро, драгоценности, шелк, атлас, бархат – все это было там, в блестящем и прекрасном смешении и в такой совершенной гармонии, которую соблюдает сама Природа, когда расцвечивает и живописно располагает свои цветы и свои леса и заливает их солнечным цветом. Военные и гражданские модистки Средних веков знали свое дело. Каким бы ни было огромным разнообразие выставленных напоказ нарядов, среди них не было ни одного безобразного или такого, который являл бы собой диссонирующую ноту в гармонии или оскорблял взор. Когда эти многочисленные костюмы находились в неподвижности, они были прекрасны мягкой, роскошной, чувственной красотой; когда же эта масса шевелилась, то от легчайшего движения драгоценности, металлы и яркие краски то вспыхивали огнем, то тут же гасли, как в лучах мигающего освещения, что вызывало во мне экстаз.

Но в это утро все было иначе. В это утро все одеяния оказались похожи друг на друга: простые и лишенные цвета. «Плэйерс» были одеты так, как они всегда одеваются, разве что у них на головах были приличествующие церемонии цилиндры. Да, по-своему похороны Джона Мэлона были не менее впечатляющи, чем похороны императрицы. Не было разницы между Джоном Мэлоном и императрицей, кроме разве искусственных различий, изобретенных и установленных глупой ребяческой суетностью человека. Императрица и Джон были абсолютно равны в своих важнейших составляющих – в сердечной доброте и безупречной жизни. Оба проплыли мимо наблюдателей в своих гробах славными, почтенными, уважаемыми, оба проследовали одной дорогой от церкви, направляясь в одном и том же направлении – к чистилищу, дабы – согласно католической доктрине – быть переведенными оттуда в лучший мир либо остаться там, в зависимости от тех контрибуций, которые внесут их друзья, – наличностью или в виде молитв. В своей замечательной речи священник рассказал нам о месте назначения Джона и тех условиях, на которых он мог бы продолжить свое путешествие либо остаться в чистилище. Джон был беден, его друзья бедны. Императрица была богата, ее друзья богаты. Перспективы Джона Мэлона нехороши, и я горько сокрушаюсь об этом.

Возможно, я заблуждаюсь, говоря, что присутствовал только на двух католических похоронах. Думаю, я присутствовал на одном в Виргиния-Сити, штат Невада, лет сорок назад – или, может, это было в Эсмеральде, на границе с Калифорнией, – но если это случилось, воспоминание об этом едва ли можно сказать, что существует, – такое оно расплывчатое. Я и впрямь присутствовал там на одних или двух похоронах – может, на дюжине: на похоронах головорезов, которые старались очистить общество путем истребления других головорезов – и в самом деле совершали это очищение, хотя и не в соответствии с той программой, которую наметили для своей миссии.

А также я присутствовал на нескольких похоронах лиц, которые пали на дуэлях, – и, пожалуй, тот, кого я помогал транспортировать, был дуэлянт. Но разве стала бы католическая церковь хоронить дуэлянта? Разве навлечение на себя собственной смерти не является, по сути, самоубийством? Разве по этой причине не должны были ему отказать в христианском погребении? Что ж, я не помню, как именно там обстояло дело, но, думаю, то был дуэлянт.

Пятница, 19 января 1906 года

О дуэлях

В те давние дни дуэли внезапно вошли в моду на новой Территории Невада, и к 1864 году все рвались испытать себя в новом виде спорта главным образом по той причине, что человек не мог всецело себя уважать, пока не убил либо не покалечил кого-нибудь на дуэли или не был убит либо покалечен сам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное