Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги

Поклонитесь хорошенько от меня Дзюбину^{582}, как увидите. Добряга человек. Напомните ему об Излере и расстегаях, об Адольфинке и прочих чудесах. Скажите, что я его частенько вспоминаю, [П. А.] Плетнев должен меня знать^{583}, только напомните ему П. Бориспольца; да еще, будьте добры, повидайтесь с Чернышовым^{584}, он теперь уже в Петербурге (спросите в Академии Художеств, где он живет), а как увидетесь, то спросите его, пораздавал ли он мои письма, посланные мною через него, и что ему сказали, получив эти письма, да попросите его от моего имени, чтобы он всемерно надоедал моею просьбой Карлу Павловичу, а с Дубельтом чтобы как можно скорей повидался. Как увидитесь с В. И. Далем, то, поклонившись ему от меня, попросите, чтобы он умолил В. Перовского^{585}освободить меня хотя бы из казарм (то есть выпросил мне позволение рисовать). Даль человек добрый, умный и влиятельный, он хорошо знает, как мы тут мучимся, и тяжкий грех будет ему, если он не захочет замолвить за меня хотя бы одно слово.

Докучаю я вам, добрый мой земляче! Да что же мне делать? Если б мне только рисовать было можно, я и не печалился бы, ходил бы себе в серой шинели, пока не дошел до могилы, да все б хвалил бога, а теперь!.. Ой, горенько! И произнести не хочется!..

Напишите мне, когда будет время, хоть малюсенькое письмецо, пусть хоть немного я поплачу добрыми слезами.

Будьте добры, разузнайте хорошенько, где теперь живет Василий Андреевич Жуковский (он прежде жил в Дюссельдорфе на Рейне, а теперь не знаю), и пришлите мне его адрес, а если напечатана его «Одиссея», то и ее пришлите. Прочитав, я отдам вам или Федору Матвеевичу, ведь, ей-богу, кроме библии, нет у меня ни одной книги.

Да уж раз отца по лбу ударить или два — все едино, хотя оно малость и неловко просить как нищему, да что же делать, если негде взять, — пришлите ради поэзии святой Лермонтова^{586} хоть один том, великую, превеликую радость пришлете с ним вашему благодарному и бесталанному земляку.

Т. Ш.

Кажется, вы знакомы с Василем Езучевским^{587}. Если он вернулся из дому, то, увидясь, хорошенько выругайте его от моего имени за его искренность и доброту и Галузу, свояка его, — добрые и искренние люди, чтобы ты знал, земляче!

Не удивляйтесь, бога ради, что на таком клочке пишу вам, ведь в этом божьем краю бумага почтовая вызывает удивление.

1848

34. А. И. Лизогубу — 1 февраля* {588}

Крепость Орская, 1848, февраля. 1-го.

Всяк друг речет: содружихся ему и аз: но есть именем точию друг. Вот так теперь и со мною сталось. Бывало, в собаку кинешь — попадешь в друга, а как пришлось туго, святой их знает, куда они подевались! Может, умерли, сохрани боже! Нет, здравствуют: только отреклись от бесталанного своего друга. Бог им прости. Если б они знали, что едино слово доброе теперь для меня паче всякой радости. Да что ж, недогадливы!

С превеликою радостью и благодарностью получил я письмо ваше, уже второе^{589}, написанное 31 декабря.

Бог вас вознаградит за вашу искренность и за вашу доброту. Беда пришла ко мне, и не одна, а все беды посыпались на мою голову; первое — тоска и безнадежность сжимают сердце, а второе — болею с того дня, как привезли меня в этот край; ревматизм, цынгу перенес, слава богу, а теперь зубы и глаза так болят, что не знаю, куда деться. И не странно ли, скажете: после того, как принесли ваше письмо, мне настолько легче стало, что на третий день смог написать это письмо вам. Простите только, что коротенькое, во-первых, боюсь глаза натрудить, во-вторых, сказать правду, и бумаги нехватка и купить негде, понятно — степь. Посылая обещанное, пришлите, будьте добры, и бумаги почтовой и бристольской, ежели найдете в Одессе. Простите, бога ради, что я так привередничаю. За деньги спасибо вам, единый мой друже, у меня еще осталось немного, а как будет у меня все снаряжение живописца, может, и заработаю, а ежели пошлют весною в степь, в Раим[8]^{590}, есть такой слух, тогда уж буду просить и, может, бог даст, тут останусь. Еще, не найдете ли в Одессе сочинений Лермонтова и Кольцова, пришлите поэзии святой ради. А если будете писать, пишите на мое имя прямо в крепость Орскую, потому что я второе письмо ваше получил уже из третьих рук, хотя и из хороших рук, а все-таки из третьих.

Прочел я вторично уже о скорби вашей, о вашей Лизе, — что поделаешь, коли этого бог хочет. Давид хорошо сказал: кто возглаголет силы господни; слышаны сотворит вся хвалы его; конечно, нельзя и без того, чтобы иногда и слезам не дать воли, ведь кто не скорбит, не плачет, тот никогда и не радуется. Ну его — такого! Будем плакать и радоваться, и за все это хвалить милосердного бога.