Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги

Не увидишься ли когда-нибудь с Головачевым, поцелуй его за меня и скажи ему, что я и до сих пор жду Щербину^{694}, — видишь, когда мы с ним виделись в этом мерзком укреплении, он читал мне некоторые стихи Щербины и обещался выслать мне из Москвы один экземпляр, да и до сих пор нет.

Оставайся здоров. Будет у тебя свободное время, сходи в Симонов монастырь^{695} и за меня помолися богу на могиле Гоголя за его праведную душу. Не забывай

Т. Шевченка.

На обороте: О. М. Бодянскому.

61. Бр. Залесскому — 6 июня {696}

6-го июня 1854 [Новопетровское укрепление].

Приветствую тебя, друже мой, богу милый! Приветствую тебя[10] на лоне девственной, торжественно прекрасной природы! Много бы и много молитв сердечных послал бы я ко престолу живого бога за один час, проведенный с тобою в дремучем сосновом лесу, под темной тенью широковетвистой, мрачной, как дума Оссияна, ели. Хорошо и, боже милый, как хорошо прошел бы этот час с тобою вместе. Мы бы выбрали хороший пункт и освещение и нарисовали бы, по мере сил, грустную и величественную царицу лесов туманного севера. Но увы! этой великой радости не суждено испытать мне, бесталанному. Самая горькая отрава нашего морального бытия — это безнадежность, и эту жестокую отраву я вполне чувствую.

Прочь! прочь! змея лютая, ненасытная, хоть на один час, пока беседую с тобою, друже мой милый! друже мой единый!

Первое твое письмо прочитал я и немало удивился, что ты в нем ничего не вспоминаешь о моей просьбе, и это вышло потому, что ты не читал моего письма от 5-го февраля, а я читал твое письмо и не посмотрел, что оно писано 20 февраля. Слона-то, как говорит Крылов, я и не заметил да сдуру и задаю себе вопрос, что бы это могло значить. Во втором твоем письме я прочитал, что ты получил мое письмо уже на месте твоего теперешнего пребывания^{697}: и слава богу, как ты говоришь. Письмо твое к Сигизмунду^{698}, вероятно, не застало уже Карла в Оренбурге, потому что и до сей поры не имею от него никакого известия. У Плещеева действительно не оказалось германских книг^{699}, не оказалось даже денег, чтобы купить их: это естественно, человек перед походом. А ты до глубины обрадовал мое сердце обещанием прислать Кернера и особенно Богдана Залесского^{700}. Благодарю тебя, друже мой милостивый! Благодарю я тебя и за прекрасные песни Совы^{701}; мне особенно понравилось из них «Два слова» и «Экспромт»; если ты с ним в переписке, то в каждом твоем [письме] целуй его за меня всею полнотою моего сердца.

От поэзии перехожу прямо в прозу. Что делать! такова жизнь наша. Вот в чем дело: Ираклий просит тебя, чтобы заказал для него в Екатеринбурге яшмовую или топазовую печатку, для чего и посылается тебе это изображение, правду сказать, весьма неуклюжее, а потому ты и оставь его втуне, а закажи такой величины и формы, как ты свое последнее письмо запечатал, с изображением лука и колчана на щите, а наверху щита, вместо шлема, дворянская корона.

Если просьба эта не будет сопряжена с большими затруднениями, то, прошу тебя, исполни ее. Есть у меня в Екатеринбурге на гранильном заводе товарищ мой, некто Пономарев^{702}: обратися к нему или как найдешь лучше.

Кланяется тебе Ираклий и Агата, кланяется тебе З[елинский] и Н[икольский]^{703}.

Вот еще что: если ты не запасся Каламом, то советовал бы тебе выписать его через Аркадия, хоть несколько эпизодов: это было [бы] для тебя весьма полезно. Я из Одессы не имею совершенно никаких сведений, а сам не пишу туда потому, что не имею адреса. Бога ради, пришли ты мне адрес Аркадия.

В последнем письме П[лещеев] писал мне, что ojciec prefekt сильно и опасно захворал; правда ли это?

Добрый Л[ев] Ф[илиппович] просил В[асилия] А[лексеевича], чтобы позволил мне написать образ для здешней церкви, и мне отказано!

Грустно! невыносимо грустно! при таких неудачах, я думаю, и величайший поэт откажется от всякой надежды на лучшую долю, а мне, бесталанному, и давно можно закрыть глаза для будущего лучшего.

Прощай, друже мой верный! да благословит господь все дела твои, все намерения твои! Не забудь выписать Оссияна, он, кажется, есть в французском переводе. Ты теперь его с наслаждением прочитаешь. Декорация у тебя для Оссияна превосходная.

Не имею больше тебе ничего сообщить, друже мой, ни хорошего, ни худого, окроме разве, что у меня ни полкарандаша Фабера не имеется; а хорошее вот что у нас: прошедшей осенью Ираклий посадил на известном тебе огороде несколько верб, и они теперь зеленеют; лет через 10 их можно будет рисовать, а пока я ограничиваюсь воображением, тебе же советую, друже мой, как можно более делать этюдов с деревьев. Не упускай случая, учись, бог знает, придется ли другой раз провести лето в лесу.

Как бы я рад был, если бы хотя к зиме состоялся твой перевод в Оренбург; я бы себя чувствовал меньше сиротою, нежели это я теперь чувствую.

Кланяйся и целуй Аркадия и сына его Бронислава.