Автобиография красного

Грязно-белое субботнее утро в Лиме.

Небо низкое и темное, как перед дождем, только дождей в Лиме не было с 1940 года.

На крыше дома стоял Герион
и смотрел на море. Со всех сторон его окружали трубы и веревки с бельем.
Было непривычно тихо.
На соседней крыше, наверху лестницы, показался мужчина в черном шелковом кимоно.
Придерживая кимоно,
он вышел на крышу и неподвижно встал перед большой ржавой бочкой.
Он долго смотрел на нее, потом поднял
кирпич, который прижимал крышку, и заглянул внутрь. Положил кирпич обратно. Вернулся
на лестницу и стал спускаться. Герион повернулся
и увидел Анкаша, лезущего на крышу. Buenos dias, сказал Анкаш. Привет, ответил Герион.Их взгляды не встретились.
Хорошо спал? спросил Анкаш. Да спасибо. Они все трое спали на крышев спальниках, позаимствованных у
живущего внизу американца. Мать Анкаша разделила крышу на зоны для жизни,
для сна и для сада.
За бочкой с водой было место для гостей. Рядом находилась «комната Анкаша»,
с одной стороны отделенная бельевой веревкой,
на которой Анкаш аккуратно развесил на вешалках свои футболки, а с другой –
щербатым комодом со вставками из перламутра.
Рядом с комодом была библиотека. Здесь стояли два дивана и книжный шкаф, забитый
книгами. На письменном столе лежали
стопки бумаг, придавленные жестянками с табаком, и стояла лампа с гнущейся шеей,
подключенная к треснувшему удлинителю,
провод которого тянулся через стол, дальше по крыше и вниз в кухню.
Анкаш сделал над библиотекой
навес из пальмовых листьев. На ветру они шевелились и щелкали, словно деревянные языки.
Рядом с библиотекой было приземистое сооружение
из толстого прозрачного пластика и нескольких частей телефонной будки.
Там мать Анкаша выращивала марихуанну
на продажу и травы для готовки. Она называла этот уголок Фестино («Маленький праздник»)
и говорила, что это ее самое любимое место
на земле. Гипсовые фигурки Святого Франциска и Святой Розы Лимской
ободряюще стояли среди растений.
Сама она спала рядом с Маленьким праздником на раскладушке, заваленной цветными одеялами.
Не замерз ночью? спросил Анкаш.
Нет было отлично, ответил Герион. На самом деле он в жизни так не мерз, как этой ночью
под тусклыми красными звездами зимней Лимы.
Анкаш подошел к краю крыши и встал рядом с Герионом, внимательно смотря
на улицы внизу и на море.
Герион тоже стоял и смотрел. Через белый воздух до них доносились звуки. Редкий и
глухой стук молотка. Неясная музыка, похожая
на звук труб, когда включают и выключают воду. Многослойный шум дороги. Потрескивание
горящего мусора. Сухой вой собак. Звуки были
маленькими, когда проникали в Гериона, но постепенно они заполняли его сознание. Улицы
все-таки не были пустыми. Двое мужчин сидели на корточках
перед наполовину сложенной стеной и на лопате вынимали из каменной печки кирпичи.
Мальчик мел ступени церкви
пальмовым листом, размером с него самого. Мужчина и женщина ели завтрак
из пластмассовых контейнеров и смотрели
каждый в свой конец улицы. На капоте их машины
примостились термос и две чашки.
Не спеша прошли пятеро полицейских с карабинами. На пляже тренировалась
футбольная команда, а дальше
бился о берег грязный Тихий океан. Здесь не так как в Аргентине, сказал Герион.
В каком смысле?
Никто не торопится. Анкаш улыбнулся, но ничего не сказал. Все двигаются так плавно,добавил Герион. Он наблюдал за футболистами,
в движениях которых была округлая томность сна. Ветер носил запах гари.
Собаки неторопливо
обнюхивали мусор и бархатцы, растущие вдоль береговой дамбы. Ты прав аргентинцы
гораздо быстрее. Всё время куда-то бегут.
Герион видел множество маленьких перуанцев, бродивших по дамбе. Они то и дело
останавливались и смотрели – непонятно на что.
Все как-будто ждут, сказал Герион. Ждут чего? спросил Анкаш.Да ждут чего, сказал Герион.
Вдруг что-то громко зашипело. Удлинитель, провод которого тянулся
у них под ногами, взорвался светлыми искрами.
Проклятье, сказал Анкаш. Когда она поменяет удлинитель. Каждый раз когда кто-то включаетчайник на кухне у нас тут авария.
На лестнице появилась голова Геракла. Hombres! Он вылез на крышу.
В руке у него был большой кусок папайи, он помахал им Гериону.
Герион ты должен это попробовать! Как будто солнце ешь! Геракл впился
в папайю и широко улыбнулся.
Сок стекал по его подбородку на голый торс. Герион смотрел, как капля солнца
скользит мимо соска, вниз по животу
и исчезает в джинсах. Он отвел глаза. Ты видел попугаев?
спросил Геракл.
Попугаев? переспросил Герион. Ага у нее в доме целая комната для попугаев.Их там штук пятьдесят наверное.
Фиолетовые зеленые оранжевые синие желтые это как взрыв и еще там есть один огромный
гад весь золотой. Она говорит
ей придется избавиться от него. Почему? спросил Герион. Убивает всё что меньшенего. На прошлой неделе вот убил кошку.
Это не доказано, вмешался Анкаш. Никто не видел как он убивал кошку. Чью кошку?Герион совсем потерялся.
Маргерит, ответил Анкаш. Жены американца снизупомнишь она давала нам спальники
вчера? А, сказал Герион, женщина с холодными руками. Он с трудом мог припомнитьзнакомство на темной кухне в четыре часа утра.
Но кому еще могло понадобиться убивать кошку? настаивал Геракл. Герилья например,сказал Анкаш. Прошлой зимой они в один день убили
всех кошек в Уарасе. Зачем? Это был жест, ответил Анкаш.
Жест чего? спросил Герион.
Это было после выступления президента которое транслировали из гостиной в его доме.
Он сидел в кресле с кошкой на коленях
и рассказывал как успешно полиция контролирует ситуацию с террористами.
На следующий день – ни одной кошки.
Хорошо что у него не жена на коленях была, сказал Геракл, облизывая подбородок.
Удлинитель снова заискрил.
Над ним поднялся черный дымок. Хочешь я починю? спросил Геракл,
вытирая руки о джинсы.
Давай, сказал Анкаш, мама будет признательна. Есть изолента? спросил Геракл.Не знаю пойдем посмотрим на кухне.
Они полезли вниз. Герион секунду постоял с закрытыми глазами, плотнее
кутаясь в пальто.
Ветер переменился, теперь он дул с моря и приносил резкий запах.
Гериону было холодно. Он хотел есть. Его тело
казалось ему закрытой коробкой. В Лиме ужасно, думал он, что я здесь делаю? Небо
над его головой тоже ждало.