Автобиография одной итальянской семьи

В течение всей недели, проведенной в офисе, я приходил в себя, старался хоть как-то поднять настроение команде, сохранить название фирмы, рабочие места и деньги. Банки, с которыми мы имели дело, считали само собой разумеющимся, что после травмы, нанесенной неожиданной гибелью Джанни, наше предприятие разорится.

Сказать, что это были трудные годы, значит ничего не сказать. С 1997 по 2004 год я только тем и занимался, что сдавал позиции, понемногу продавая нашу недвижимость, чтобы держаться. Мы продали Casa Casuarina, ту самую виллу Джанни в Майами, куда ни один из нас не хотел бы вернуться. Я нашел покупателей и на дом в Нью-Йорке, и на многие магазины и лицензии.

Избавиться от всего этого было необходимо, но бросить на произвол судьбы эти места, которые мы с Джанни находили, покупали и оборудовали, а потом с такой страстью работали там, было все равно что запереть в ящике стола целый ворох воспоминаний, чтобы задушить их. И теперь, здесь, я могу их раскладывать, как захочу.

Бутик в Мадриде? Когда я его покупал, я подписал внутренний контракт с музеем Прадо. Владелец бутика умер, не оставив наследников, и отписал все свое имущество музею, чтобы тот его понемногу распродавал и пускал эти деньги на собственное финансирование.

Невозможно вычеркнуть из памяти и полные приключений путешествия с Джованни Гальбьяти, главой мирового ретейлинга, и наши переговоры с французами о бутике на Фобур-Сент-Оноре в Париже (они держались твердо, но в итоге мы их одолели) или поход по сорокавосьмиградусной жаре в Джидде[45], где мы искали место для бутика.

Я помню открытие бутика в Сиднее и невозможность открыть такой же в Бразилии из-за царящих там протекционистских законов. Чтобы застраховать бутик на Пятой авеню в Нью-Йорке, Гальбьяти в самый разгар рождественских каникул пришлось ехать в Сент-Мориц на встречу с владельцем, полномочным представителем фонда Онассиса[46].

Когда мы приехали в Лондон, чтобы арендовать у пенсионного фонда банка «Берклиз» небольшой особняк, который потом станет знаменитым бутиком на Олд-Бонд-стрит, дорога оказалась так себе, немногочисленные магазины были в запустении, да и сам особняк пребывал не в лучшем состоянии. Однако в перспективе он имел большой потенциал. На последнем его этаже имелась даже мансарда. Я сказал, что там, наверху, где можно будет разместить и мужские, и женские гримерные, и ателье, самое место устроить настоящий Модный дом Версаче.

Поначалу Джанни заколебался: он хотел в мансарде оборудовать себе квартиру. Когда же я объяснил Гальбьяти, а потом и архитектору (Рокко Мантоли, нашему земляку и старому другу), что здесь будет располагаться домашняя коллекция Версаче, оба посмотрели на меня как на сумасшедшего. Никакой домашней коллекции Версаче не существовало, и никаких предметов домашнего уюта мы не производили! Но я знал, что они очень скоро у нас появятся, ибо уже вел переговоры с брендом Rosenthal[47]. Это был очередной шаг вперед.

В этот период осознание того, что у нас столько магазинов и дорогих лицензий, нас возбуждало и подстегивало, как азартная игра, сопряженная с постоянным риском. Один флажок в Лос-Анджелесе, другой в Сингапуре… Однако, продавая некоторые из магазинов, мы имели возможность держаться на плаву и готовиться к новому этапу, который наступит, когда Аллегре исполнится восемнадцать лет.

Когда же Аллегра достигла этого возраста, мы вступили в промежуточную фазу общения с иностранными директорами-распорядителями, которых выбрал законный представитель моей племянницы. Я остался в качестве президента, Донателла – в качестве вице-президента и креативного директора. Затем, один за другим, следовали три иностранных члена административного совета. Первым был Джанкарло ди Ризио, с которым возникли некоторые трения. Затем – Джан Джакомо Феррарис, на первом собеседовании сказавший следующее: «Я счастлив, что пришел сюда и буду здесь работать с обожаемым Джанни Версаче». Он сказал это перед всеми, и я испугался, что такая декларация расстановки игроков на поле может стоить ему места, которого у него, в сущности, еще нет. Но, к счастью, этого не случилось. Третьим по счету был Джонатан Экройд, проработавший в фирме до 2022 года, а затем перешедший к Burberry. Джонатан участвовал в передаче прав на предприятие, и его уход совпал с окончанием всех моих формальных связей с фирмой Gianni Versace. С Джонатаном я до сих пор сохранил прекрасные отношения, и он, как и Феррарис, считает меня своим учителем и примером для подражания. Когда он пришел в фирму Версаче, он хорошо помнил меня по предыдущим нашим встречам. Он еще совсем молодым приезжал из Лондона, чтобы сделать для нас закупки в счет группы Harrods[48]. Сегодня фирма Gianni Versace, удачно проданная за почти два миллиарда долларов, является частью Capri Holdings – холдинга, который включает в себя марки Michael Kors и Jimmy Choo.