Как-то я спросил у Натино Кирико, давнишнего приятеля Джанни, страдал ли мой брат в юности от своего статуса гея, живущего в южном городе. Он ответил, что Джанни обладал такой энергией, такой силой личности, что даже в те времена заявлял, что счастлив быть гомосексуалом. «Мало того. Он говорил мне, что бедолаги мы, а не он. У него было мало друзей-геев, но он всегда гордился нашей дружбой именно потому, что я геем не был. Его чувство собственного достоинства отвергало идиотов, которые, увидев нас вместе, сразу делали вывод, что мы пара. Однажды я уговорил его просто так, на спор, приударить за девушкой, норвежской моделью. Он вернулся, испуганно тряся головой, и мы потом хохотали до упаду. У него была потрясающая способность легко относиться к такого рода сюжетам: он умудрялся всегда все видеть наперед и преодолевать всяческую заурядность. Благодаря ему я понял, что в жизни нас больше всего угнетают разные табу и комплексы. У Джанни их не было».
Стремление Джанни наслаждаться и давать наслаждение другим, его исключительную интеллектуальную свободу, этот мотор, создающий моду с нарушением всех правил, прекрасно объяснил Кирино Конти в статье под названием «Джанни, погибший Дионис», напечатанной в «Коррьере делла сера» в 2007 году, через десять лет после его смерти. Кроме всего прочего, Конти пишет: «Он приехал в Милан с лихорадочной решимостью человека, явившегося из самых дальних краев и уже познавшего и цену, и тяжесть запретов и предрассудков. И все же с неподражаемой дерзостью и легкостью того древнего культа, которому служил, он смело смешивал несовместимые вещи и признаки, он шел по миру напролом, в открытую, и мир распахивался перед ним. <…> В нем воистину поражала проницательность, отсутствие малейших сомнений и колоссальная жизненная сила. Так что его новая манера набрасывать черты собственного независимого стиля больше просматривалась в быстром и решительном, полном внимания и энергии взгляде из-под густых ресниц, чем в последующих результатах. В этом цепком взгляде отражалась вся его бесконечная живость».
При всех наших различиях характеров, стилей жизни и сексуальных предпочтений мы с Джанни были словно один человек. Когда он жил в Милане, рядом с ним всегда вертелась какая-нибудь девчонка, и он шутил: «Займись-ка ею ты».
Точно так же он неоднократно просил меня отвадить какого-нибудь надоевшего «ухажера». Он заводил одни за другими много разных отношений и почти никогда не жил врозь с избранником. Самыми крепкими оказались отношения с Антонио, который фактически стал членом нашей семьи. Моя племянница Аллегра звала его «дядя Антонио», а Джанни включил его в свое завещание.
Со всем своим окружением Джанни всегда был очень щедр. Я имею в виду не экономический аспект и не стиль жизни, основанный на участии и поддержке. Джанни был щедр на огромное количество идей, советов и ободряющих поступков. Многие из тех, кто работал с ним, обретали уверенность в своих талантах и возможностях. Что ж, они все были учениками чародея.
Но было и еще одно дело, так и не доведенное до конца, о котором я хочу здесь написать. Это дело имело бы большое значение для меня, для семьи Версаче и, скажу без ложной скромности, для всей Италии.
16
В Майами погиб не только мой брат, но и один необычайный финансовый проект, который, возможно, изменил бы и лицо международной модельной индустрии, и равновесие внутри нее.
Итак, уже несколько лет я вынашивал идею котировать наше сообщество на бирже. И в промежуток времени с конца 1996-го по начало 1997 года эта идея начала реализовываться. После болезни Джанни снова начал работать с обычным юношеским запалом. Наши дела шли хорошо и в Италии, и за рубежом. Настолько, что в 1997 году мы получили с продаж тысячи миллиардов лир, а точнее – приблизились к цифре в девятьсот семьдесят три миллиарда, что составило пятьсот два миллиона евро.
В это время я часто задавал себе вопрос, скоро ли мы перегоним Армани. А мы уже к тому приближались.
1997 год начался с показа