Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Я долгое время не рассказывала ни им, ни кому-то еще, что они кровные родственники, потому что мне казалось, что это нечестно. Впрочем, когда они стали достаточно взрослыми, чтобы все понять, я и рассказала об особой связи между ними: «Вы братья».

«Мы знаем», – ответили они.

Тогда я уточнила: «Нет, вы на самом деле братья, вас родили одни и те же ангелы» (дело в том, что я всегда рассказывала им, что принцесса ангелов принесла их в больницу в своем животике и передала мне).

Они повернулись и посмотрели друг на друга как в первый раз – и увидели себя друг в друге.

Одиноких родителей – и особенно одиноких матерей – государство и общество в целом воспринимают как отщепенцев. Богат человек или беден, неважно.

Когда Лэйрд и Куинн были маленькими, они повсюду следовали за Роаном, как на параде. На щенячьем параде. Они, в общем-то, считали своего старшего брата совершенством. Роан бурчал по этому поводу, хотя было ясно, что он их тоже обожал. Это было шикарное зрелище, потому что Роан всегда выражался и вел себя как сорокалетний (полагаю, это он перенял у своего приемного отца), а младшие мальчики вели себя как обычные дети. Роан называл Лэйрда своим ассистентом.

Разумеется, с появлением в моей жизни – жизни теперь уже одинокой работающей матери – еще одного ребенка возникли свои сложности и свои радости. В детстве я смотрела «Шоу Энди Гриффита»[176], и «Три моих сына»[177], и сериал с Себастьяном Каботом[178] в роли дворецкого, и еще несколько сериалов, благодаря которым формировался какой-то идеалистический образ одинокого родителя. На самом же деле одиноких родителей – и особенно одиноких матерей – государство и общество в целом воспринимают как отщепенцев. Богат человек или беден, неважно. Судя по всему, люди считают, что, раз человек решился на такой шаг, с ним что-то очень сильно не так. На меня частенько смотрят так, будто хотят сказать «ого, да ты храбрая» или «как вообще можно с этим справиться?», как будто женщины на протяжении веков не воспитывали детей в одиночестве, как будто я сама этим не занималась даже в браке. Давайте будем реалистами. Такой выбор возможен. Это хороший выбор. Здоровый, радостный, веселый, волнительный, интересный, жесткий, трудный выбор.

И посмотрите, что мы имеем. Мне довелось стать матерью. Моим детям довелось иметь мать. Ту, которая точно хочет ею быть. Мать, у которой есть работа. Мать, которая любит свою работу, гордится своей работой и тем, что она дает ей и всем остальным. Нам довелось стать семьей. Семьей, в которой все мы выбрали друг друга. Наша семья – не случайность. Мы не расстаемся, мы все время вместе.

Мы построили цельную жизнь – обыкновенную жизнь. Мы ужинаем вместе и по отдельности, готовим дома или заказываем что-то по интернету. Ходим в аквапарки и в Legoland[179] (последний, правда, уже переросли). Празднуем дни рождения и ночуем у друзей. Пухлые ножки, теперь уже оставшиеся в прошлом, передаваемая от старшего к младшему одежда, рюкзаки, выпускные в детском саду и куча рисунков и хорошо написанных сочинений на стенах и окнах кухни. Подтверждения всех наших достижений на стенах. Их школьные проекты рядом с моими фотографиями из журналов. Мы довольны тем, что имеем.

В детстве я думала, что буду жить в Голливуде, в доме с большой винтовой лестницей, как в фильме с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. Теперь я и правда живу в доме с большой винтовой лестницей, как в фильме с Фредом Астером и Джинджер Роджерс, и считаю, что это замечательно. Чего я никак не ожидала, так это заполучить в довесок к дому замечательного соседа.

Впервые я встретила Тони Дюкетта[180] в Рождество. Случилось это двадцать пять лет назад, в единственное Рождество, проведенное мной не в Пенсильвании с семьей. Я собиралась в поездку вместе с лучшей подругой, но когда подошли выходные, почувствовала, что у меня совершенно нет сил, – я так быстро стала знаменитой, и эта внезапная слава выматывала. Пришлось приврать, что, возможно, все-таки поеду, но на самом деле просто осталась одна дома в Лос-Анджелесе. Я поздно встала, надела чистую пижаму и как раз заваривала чай, когда кто-то позвонил в дверь. Большие черные ворота из кованого железа распахнулись, явив Тони, которому в то время было хорошо за семьдесят. Он стоял – даже скорее позировал – посреди моего двора в костюме тирольца. У него была шапочка с изысканным пером, ледерхозе[181], зеленая куртка и трость. Выглядел он потрясающе.