Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Думаю, тут очень важно отметить, что заявление выпустил Dior. Как будто Dior говорил за меня. То есть вот как, по мнению всего мира, надо относиться к женщине – вот такого уважения она заслуживает. Как будто я не могу говорить от своего имени или объяснять свои слова. Как будто мои мысли принадлежат фирме Dior, как будто наши деловые отношения, выстроенные вокруг крема для кожи, перевешивают мои личные мысли и чувства, просто потому что непроверенный и неблагонадежный человек воспользовался ситуацией, чтобы спровоцировать скандал, пока я работала над проблемами ВИЧ/СПИДа.

Меня оскорбило то, как со мной обошлись. Кстати говоря, на этом все порешили, что «справились со мной». Адвоката я уволила, и даже с Синди у нас возникли серьезные разногласия (теперь мы их, конечно, преодолели). На нее оказывали жуткое давление и Dior, и Китай, в то время как она вообще-то пыталась выполнять свою работу для помощи больным ВИЧ/СПИДом. С таким не каждый день сталкиваешься.

Все это не отменяет благодарности, которую я испытала к компании Dior, и того, насколько я выросла, работая на нее. Эти две ситуации сосуществуют. Это и значит быть профессионалом и открыто вести себя по отношению к людям.

Тем не менее, когда меня спрашивают про #MeToo, я вспоминаю именно о таких случаях.

Я думаю, рискнул бы кто-нибудь так же использовать мужчину или нет. Каждое мое намерение, каждый поступок были в интересах Китая. Все мои дела и все мысли были направлены на то, как каждый из нас может стать лучше.

Dior отказались возобновлять мой контракт, чтобы не пришлось меня увольнять – это был бы тот еще спектакль. В Китае я попала в черный список.

Куда же ушли деньги, собранные мной для Китая? Может, спросить об этом Харви Вайнштейна?

Учитывая, что меня никогда не приглашали на собрание правления amfAR и за все годы моей работы на фонд никто не передавал мне никаких записей с этих встреч, довольно трудно проверить, удалось ли средствам, собранным в год моего юбилея, вообще попасть в Китай, особенно после того, как я оказалась в черном списке. Даже будучи лицом amfAR, большую часть информации о состоянии финансов я получала из интернета и от женщины по имени Бенна Серфати, которая работала в фонде и присылала мне одностраничные листовки перед мероприятиями. Больше ничего.

В конечном счете я извинилась перед народом Китая со словами: «Я очень опечалена и глубоко сожалею, что мои неуместные слова и действия во время интервью ранили чувства народа Китая. Я готова принять участие в оказании гуманитарной помощи пострадавшим от землетрясения в Китае и полностью посвятить себя помощи тем, кого затронула эта трагедия».

Останусь ли я для Китая в черном списке? Надеюсь, нет. Мне нравилось бывать там. Я до сих пор храню необработанный алмаз, подаренный мне актером, исполнявшим главную роль в китайской опере, которую я посмотрела и полюбила. Он связывает меня с местным театром. Я думаю о еде, которая мне так нравилась, о невероятно красивой культуре: на одной стороне улицы там можно обнаружить человека в рикше[215], а на другой – сложнейший многоэтажный рекламный щит с электронным табло, какого я никогда не видела прежде. Крайне важно побывать в разных местах, чтобы понять, о чем говоришь. Я скучаю по возможности узнавать новое о Китае и культурном наследии этой страны. Скучаю по возможности отвезти туда своих детей – смышленых и интересующихся миром. Мне кажется, все мы многое теряем, закрыв разум и границы, лишаемся умения понимать друг друга в глобальном масштабе. Мы столькому можем научиться, стольким поделиться друг с другом, когда не находимся в состоянии воображаемого конфликта, порожденного махинациями и страхом.

Мне бы хотелось избавить от боли и агонии всех детей, страдающих от этой жуткой болезни, мне бы хотелось стать лучше и быть полезной. В моем желании не было ничего неуважительного, оно ни в коем случае не пострадало и не изменилось из-за случившегося.

Надежда

Больше двадцати лет я помогала собирать средства на спальные мешки для бездомных в деловом центре Лос-Анджелеса вместе с сестрой и нашей организацией Planet Hope («Планета надежды»). Мы отвозили спальные мешки в самые бедные и заброшенные уголки города и из квадратного кузова пикапа бросали их тысячам бездомных на улице. Помогали нам ребята из «Лос-Анджелес Рэмс»[216] – вот уж у кого хорошо поставлен бросок! Келли, Майк, Пат, папа (пока был жив) и я отвечали за перенос мешков под мосты, вверх по берегу резервуара, где люди живут, забившись в дыры, на улицы, где вместе живут те, у кого болезнь достигла худшей стадии, – к ним больше никто не приближался. Этим занимались мы с Патом – эти люди не получали никакого лечения, а потому у многих развивались психические заболевания на фоне постоянной боли и страданий. Одна секс-работница с ВИЧ/СПИДом всегда просила дополнительный мешок. Я всегда ее выручала. Ее боль и страдания трогают самую нежную часть моей души.