Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Парень, открывавший скрепленную цепью ограду, всегда надевал галстук поверх свитшота и говорил: «Я знал, что вы придете», хотя мы приходили не так и часто. Полиция периодически прикрывала нашу лавочку. Однажды полицейский закрыл меня в грузовике и пытался выстроить всех бездомных в ряд, полагая, что наведет тут порядок. Я села в темноте на металлический пол, гадая, попаду ли в тюрьму и надо ли мне позвонить своему адвокату. В конце концов полицейский открыл дверь. На улице рядом с нашим пикапом выстроилось не меньше десятка полицейских машин, а все копы стояли на улице, облокотившись на двери. Тот коп, что закрыл меня, протянул мне свой громкоговоритель: «Наведите тут порядок – уберите их с улицы». Я сообразила, что его попытка не удалась, особенно когда он понял, что все тут будут счастливы попасть под арест, поспать в камере с одеялом и поесть горячего на ужин.

Думаю, что ситуация во всех странах одинаковая. Она одинаковая во всех культурах.

Я дала ему понять, что уважаю власть. По-своему. По крайней мере, чтобы мы смогли отвести этих людей туда, где они смогут лечь спать. Мы раздали спальные мешки, попытались выстроить людей в очередь, поскольку очереди, судя по всему, позволяют некоторым почувствовать себя защищенными. Я видела, как в рождественский вечер взрослые чуть не затоптали четырех- и пятилетних детей в погоне за спальниками, так что могу сказать, что безопасность тут ни для кого не является приоритетом. На улицах оказываются и совсем младенцы, на самом деле на улицах Лос-Анджелеса ночуют более десяти тысяч бездомных детей.

Полиция хотела, чтобы мы арендовали место на парковке. Попросили нас выстроить людей в очередь, сделать для мешков бирки, чтобы мы знали, кто их получил. Попросили разобраться с хаосом среди тех, кто борется за свое выживание. Остается только гадать, кем полиция считает бездомных – живыми людьми или некой абстрактной субстанцией.

Думаю, что ситуация во всех странах одинаковая. Она одинаковая во всех культурах. Что удобнее – помогать людям или просто дать им умереть?

Когда-то Келли работала медсестрой хирурга-ортопеда, очень известного среди спортсменов. Одной из главных его специальностей было лечение футболистов, упавших на поле. За то время, что она с ним работала, он успел постареть и перенес инсульт, о котором никому не рассказал на работе, потому что хотел избежать лишних вопросов и продолжить свой труд.

Однажды моя сестра упала с металлической лестницы. Она что-то порвала в ноге, и ей потребовалась операция. Доктор сказал, что все сделает. Должен был сделать вертикальный разрез, а вместо этого сделал поперечный, повредив не только артерии, но и все что можно, а потом зашил все обратно. Через несколько дней стало понятно, что возникли серьезные проблемы – нога утратила чувствительность от колена и ниже. Келли запросила видео с операции, чтобы посмотреть, что случилось. Исправлять ущерб было слишком поздно – восстановить чувствительность ей было не суждено. Она перенесла множество операций, не могла толком ходить и чуть не лишилась конечности.

Она вернулась на Восточное побережье, и ей сделали восемнадцатичасовую операцию. Из-за сложной хирургии вкупе с длительной анестезией она оказалась чрезвычайно опасной. Родители отправились с ней. Она испытывала адские боли, оказалась прикована к инвалидному креслу, а на ноге у нее была огромная скоба.

Тучи сгущались. Обезболивающие не помогали, а депрессия усиливалась. Мы ужасно беспокоились.

В то время я была волонтером в центре реабилитации для девочек-подростков, осужденных и приговоренных к тюремному сроку, но получивших второй шанс на жизнь и образование. Меня тронули рассказы о том, через что они прошли, пока жили на улице, и что привело их туда, где они оказались. Если ребенка бросают на улице, через две недели его вынуждают заняться проституцией, чтобы выжить. Об этом свидетельствует статистика, это не мое личное мнение.

Я решила взять Келли в реабилитационный центр в день ее рождения. Она начинала подсаживаться на болеутоляющие, а я не хотела ее потерять. Ей совершенно не нравилось мое предложение, но я погрузила и ее, и ее кресло в машину, и к шести тридцати мы приехали на ужин.

Эти девочки суровы, в них нет нежности, потому что никто никогда не относился к ним с нежностью, но они честные и реально смотрят на мир, а Келли надо было увидеть, что есть девочки, которым она нужна, которым нет дела, через что она прошла, потому что по сравнению со всем тем, через что прошли они, это ничто. Она прошла их тест.

В конце ужина я объявила, что она будет управлять их летним лагерем. Келли была в ярости. Как? Она даже ходить не в состоянии! Она выслушала, но обсуждать ничего не стала.