Автоматом и гранатой

Однако выкрика в вагоне не было. Слово «танки» было произнесено с интонацией, выражающей любопытство, интерес. Но по старой фронтовой привычке Егор все же решил проверить то, что увидел его подчиненный. Небольшой проем, образовавшийся между широкой сдвижной дверью и стенкой вагона, возле которого стояли и курили его солдаты, привлек внимание бывалого разведчика. Отодвинув плечом одного из любопытствующих, он заметил с внешней стороны неширокий дощатый перрон и огромное, пролегавшее за ним поле, заставленное всевозможной боевой техникой, преимущественно танками. На параллельном пути стоял железнодорожный состав с пустыми платформами на колесах и несколько построек и конструкций из металла, напоминавших погрузочные сооружения. Повсюду суетились люди, одетые как по-военному, так в гражданскую рабочую одежду. Кто-то что-то выкрикивал, горели костры, гремели моторы тягачей. Огромного размера трактор без кабины тянул за собой остов не то танка, не то самоходки, определить, что это за машина, было невозможно из-за сильно поврежденного, видимо взрывом, корпуса. За ними двигался грузовой автомобиль, тащивший что-то вроде монтажного крана, при помощи которого ремонтные команды обычно производят монтаж или демонтаж двигателей танков. Потом несколько солдат тянули вручную небольшую тележку с чем-то непонятным Егору. А далее, пока его вагон передвигался по путям, перед его глазами предстало целое кладбище боевой техники.

– Ого! – удивленно протянул один из солдат.

– Сколько же тут всего? – всполошился от увиденного еще один боец в вагоне.

– Похоже, с сорок первого года, – нахмурился Щукин, разглядывая открывающуюся картину.

– Не все, товарищ сержант, – перебил Егора подошедший из глубины вагона пожилой солдат, на ходу скручивавший самодельную «козью ножку». – Свежая техника тоже есть.

Разведчик кивнул в знак согласия. Вдоль пути отчетливо виднелись новые модели советских танков, произведенные уральскими заводами и совсем недавно пополнившие парк боевых машин на фронте. У железнодорожных путей были складированы сгоревшие в боях «тридцатьчетверки», самоходные орудия, стоял тяжелый «ИС-2», пара лендлизовских «Шерманов». Почти все из них имели отчетливо видневшиеся повреждения ходовой части, корпусов и башен. На них были пробоины от снарядов, порыжевшая копоть от горения, вывернутые наружу куски железа, образовавшиеся от взрыва боекомплектов.

– А у меня брат танкист! – совсем тихо, поджав в бессилии губу, произнес с досадой в голосе один из солдат.

– А у меня самоходчик! – ответил ему Егор почти в таком же тоне.

В его вещмешке хранилось последнее письмо от младшего брата, в котором он сообщал, что получил на заводе новенькую самоходную установку, в сборке которой принимал личное участие, и готовится к убытию с ней на полигон, где должно будет происходить формирование полка и боевое слаживание его подразделений. Для человека гражданского, какими являлись родители в тылу, последние фразы письма младшего сына не говорили совершенно ни о чем. А для опытного фронтовика сержанта Щукина строки из послания брата означали скорое убытие его на фронт, в действующую армию. Это сильно волновало Егора. Он много думал о судьбе всех членов своей семьи, переживал за будущее близкого человека, которому вот уже скоро предстояло окунуться в опасную работу, где он будет постоянно встречаться со смертью лицом к лицу. Он был готов хоть сейчас отдать жизнь за брата, не раздумывая. Но все складывалось, как обычно, не по его воле. А потому ему оставалось только надеяться на лучшее.

– А вот и те, что с сорок первого года, – прервал разведчик затянувшуюся паузу.

На поле, прямо возле железнодорожных путей, появилось несколько искореженных танков, выпускавшихся и стоявших на вооружении Красной Армии еще до начала войны. Кормой к вагону разместился «Т-26» без гусениц, с множеством пробоин от снарядов на башне, как будто по нему многократно прицельно, как по мишени, вели огонь. Чуть дальше стояли два БТ, один из которых, судя по следам на корпусе, сгорел полностью. За ними расположились бортом к борту искореженный бронеавтомобиль с пулеметной башней и «тридцатьчетверка» первых серий.

– Имел с такими дело, – протянул пожилой солдат, уже раскуривший свою «козью ножку». – Хорошо воевали, если экипаж обучен был. Броня отменная. Полевая артиллерия их не брала.

– А что же фрицы их себе не брали? – спросил его молодой солдат, один из тех двоих, что первыми начали смотреть за пределы вагона.

– Как не брали? Брали еще как! Кресты на башне рисовали и воевали на нашей технике, – пояснил пожилой, обдавая всех присутствующих махорочным дымом.

– Если запчасти находили, – вставил Егор и тут же, оценив глазом опытного разведчика внешний вид обсуждаемой «тридцатьчетверки», добавил: – Эту не взяли, потому что она в болоте простояла. Вытащить не смогли. Или не захотели. По башню в воде была. Весь корпус в изморози и на катках с гусеницами мерзлая зелень.

– Сразу видно, что наш сержант из разведчиков! – добавил, улыбнувшись, пожилой солдат.