Автомобилья поступь

Сердце вспотело, трясет двойным подбородком и
Кидает тяжелые пульсы рассеянно по сторонам.
На проспекте, изжеванном поступью и походками,
Чьи то острые глаза бритвят по моим щекам.
Пусть завтра не придет и пропищит оно
В телефон, что не может приехать и
Что дни мои до итога бездельниками сосчитаны,
И будет говорить что то долго и нехотя.
А я не поверю и пристыжу: «Глупое, глупое, глупое!
Я сегодня ночью придумал новую арифметику,
А прежняя не годится; я баланс перещупаю,
А итог на язык попробую, как редьку».
И завтра испугается, честное слово, испугается,
Заедет за мною в авто взятом на прокат,
На мою душу покосившуюся, как глаза у китайца,
Насадит зазывный трехаршинный плакат.
И плюнет мне в рожу фразой, что в млечном
Кабинете опять звездные крысы забегали,
А я солнечным шаром в кегельбане вневечном
Буду с пьяными вышибать дни, как кегли.
И во всегда пролезу, как шар в лузу,
И мысли на конверты всех веков наклею,
А время, мой капельдинер кривой и кургузый,
Будет каждое утро чистить вечность мою.
Не верите – не верьте!
Обнимите сомнениями мускулистый вопрос!
А я зазнавшейся выскочке-смерти
Утру без платка крючковатый нос.

«Маленькие люди пронумеровывали по блудячим полкам…»

Маленькие люди пронумеровывали по блудячим полкам
Шатающуюся суматоху моторного свербежа,
А город причудливый, как каприз беременной, иголкой
Всунул в суету сутулый излом кривого мятежа.
И в подпрыгнувшие небоскребы швырнул болюче
Огромный скок безбоких лошадей,
Перекличкой реклам оглушил замерзающих чучел
И прессом пассажей прижал треск и взвизг площадей.
Вспотевший труд тек по водостокам, взвывая
Дома накренялись в хронику газет впопыхах,
И, шурша, копошились шепелявые трамваи
Огненными глистами в уличных кишках.

«Церковь за оградой осторожно привстала на цыпочки…»