– Аплазия. Дефект такой, врождённый.
– Я бы, не знаю, удавился бы на хрен с таким дерьмом…
– Я с рождения так живу, привык. Долго вообще не понимал, что какой-то не такой. Родители правильно воспитали. Помню: я пытаюсь одной рукой натянуть колготки и всё время срываюсь. Хнычу, начинаю снова. Уже реву в голос. Гостившая у нас тётка не выдержала: «Да помоги ты ему!» А мать отказала, типа, если её не будет, кто станет помогать мне с колготками?
– А вроде резиновую руку иногда таскают?
– Ерунда. Ты надел, замаскировал себя, а для здоровья какой плюс? У неё никаких функций. Такая приблуда никак не уравновешивает. Я с ней ничего юзать не могу, ни печатать, ничё. Набиваешь чем-нибудь рукав – и в карман, чтобы не привлекать внимание. Или вот так. На киберпротез в «Моторику» стою в очереди, буду брать палочки, кубики, двигать фигурки…
– Не, херня, конечно. – Ефим поднялся, отряхивая брюки. – Ладно, пошли уже.
Небо затянуло серостью, поднялся ветер. Максим подумал, что такую погоду будет приятно переждать в отключке. Вернулись в бокс СТО. Ефим подтолкнул Максима на платформу ладонью в спину, как-то даже по-дружески.
Кнопка. Темнота.
***
Из темноты появилась знакомая уже улица с ломбардом, бараками и стройкой. В этот раз ещё острее пахло застойной водой.
– Почище не было места? – Максим поднялся, отряхиваясь. Ефим грел руки в карманах:
– Так чего номекс не получишь, не понимаю?
– Какой такой номекс?
– Ну блин, комбинезон из номекса. Скафандр. «Кожа».
До Максима быстро дошло:
– Есть бельё для автонизмов? Рили? Почему раньше не сказал?
– Думал, тебе нравится валяться в грязи.
Максим негодующе уставился на Ефима, тот вынул руки из карманов, расстёгнутая куртка разошлась, стало ясно, что его пояс пустой.
– А где моя сумка? Сумка моя где?!
– Чёрт… – стушевался Ефим. – Или в участке, или в кафе…
– Или ещё Путин знает где! У тебя натурально вот такое очко вместо мозга! Что сложного – надел сумку, сел в машину, поехал. А если у меня там ингалятор какой, может, я астматик?
– Слишком много тебе будет.
Максима затрясло от бессилия.
– Переночуешь у меня, – решил Ефим.
– Что?!
– У меня есть отдельная комната, не ехать же сейчас за сумкой твоей.
Ефим махнул за спину. Позади него был двухэтажный дом-барак с забором из вкопанных в землю шин, с крыльцом, похожим на детскую поделку из палочек от мороженого, косым и усталым.
– То есть ты доезжаешь на мне до подъезда, да? На служебке. До дома. Ты сволочь, Фима.
– Полегче.
Максима несло. Он кричал и после каждой фразы словно бы ставил в воздухе точку взмахом руки. Ефим молчал, потом понуро двинул к подъезду.
– Идёшь? – обернулся. Максим сделал ещё несколько яростных махов, глубокий вдох и, не глядя на Ефима, прошёл мимо него в подъезд.
Преодолели лестничный пролёт молча. Жёлтый свет плющил глазные яблоки, пахло горько, не то смородиной, не то… На втором этаже рядом с одной из квартирных дверей стояло две миски – с сухим кормом и супным месивом. Ефим покосился на них, поворачивая ключ в замке. Вошли.
В квартире тоже скверно пахло, но лекарствами. Запах был острым и жгучим: казалось, в ноздри выдавили ментоловой зубной пасты. Максим кинул на Ефима вопросительный взгляд, замер у двери.
– Фиша, ты? А я опять тут… – послышался старческий голос.
– Я, пап, иду.
Ефим спешно скинул кроссовки и, тяжело стуча пятками, ушёл в комнату. Там послышались стоны, голоса и возня.
– Зачем ты… Ну и куда… Так ты руку дай, я ж не могу… Ну вот.
Максим медленно разулся и остался на месте в замешательстве. Ефим прошёл из комнаты в ванную с шаром тряпья в руках. За ним следом вышел худой старик.
Уже старчески дряхлый и кривой, неустойчивый, неуверенный в каждом движении, он пополз узловатыми ладонями по стене, готовя правую ногу для шага, но Ефим вернулся и увёл его обратно.
– Сообрази там пожрать, пошмонай, – попросил Ефим из комнаты.
Максим прошёл до кухни, поразглядывал пирамиду из пивных банок на холодильнике. А потом пошло-поехало: поставил на газ сковороду, располовинил на неё сосиски, кинул хлеб, залил всё яйцами.
Ефим ходил из комнаты то в ванную, то в туалет, шумела вода, завывал унитазный бачок, пятки Ефима гулко лупили бетонный пол. Он пришёл всклокоченный и раздражённый.
– Я чекнул холодильник и шкафы, нашёл только это, – сказал ему Максим. Ефим закивал:
– Обыщите и обрящете! Надеюсь, ты не как этот, который картошку ногами чистит…
– Пошёл ты, – вяло осадил Максим. Он придержал правым плечом ручку сковороды, стал раскладывать её содержимое по двум тарелкам. Ефим достал третью. Максим разложил на три.
Ефим с интересом наблюдал за Максимом, не отбирая приборы, не предлагая помощь, просто откровенно глазея. Одну из тарелок он унёс отцу. Наконец сели за стол.
– А когда вы узнаёте, что родились автонизмами? – Ефим сел напротив, смотрел с интересом. Максим рассказал:
– В старших классах сдавали анализы, вы не сдавали?
– Наверное, я не помню.
– У кого много железа, того на платформу, на пробы…
– Ты обрадовался, когда узнал про модель?
– Мне было без разницы. Но все говорили – повезло.