Автопортрет неизвестного

– Прекрати, слушай! – отмахнулась Юля. – Погоди. Не отвлекай меня. Слушай. Он женился на Ане par dépit, хотя она редкостная красавица и хороший человек. Но этим он тем более хотел уесть Марину. На самом деле он Марину все равно любит, не смог разлюбить. И хочет ее спасти.

– Он все равно никого не спасет, – возразил Игнат. – Камешек уже упал с горы. Статья, где Колдунов назвал Капустина фашиствующим архитектором, уже вышла в свет. Ну максимум, чего Алабин мог добиться, это попросить, взять обещание, чтоб Колдунов в дальнейшем помалкивал. Чтоб так особенно активно Капустина не бил. Но это уже без разницы. Опровергнуть эту статью невозможно. То есть возможно, но совсем по-другому. Надо жестко убирать Колдунова. Надо не к нему ехать, а к знакомым крупным архитекторам и академикам. А потом в ЦК партии и заодно в НКВД, с заявлением. С доносом. Вот, мол, враг народа, троцкист и агент всех разведок Колдунов хочет оклеветать кристального сталинского архитектора Капустина и саботировать строительство рабочих поселков на Урале. Это как раз было бы в духе январского Пленума тридцать восьмого года. Когда весь террор Сталин списал на происки врагов – и потом их точно так же шлепнули. Но то ли он не догадался, то ли еще не дозрел до доносов и столь мощных интриг… В общем, он простодушно поехал к Колдунову.

– А зачем Колдунов написал эту статью?

– Экология, – сказал Игнат. – Зачем этот волк съел вон того зайчика? Глупый вопрос… Ну или так: «Сегодня ты, а завтра я».

– А может быть, Колдунов ревновал? Мстил Антону Вадимовичу Капустину? Может быть, он тоже был в нее влюблен?

– Какая-то французская комедия, – сказал Игнат. – Так мы никак до дела не доберемся. Слушай, что я написал:

– Принято политическое решение! – говорит Колдунов Алабину в ответ на его крик «Зачем ты это написал?!»

– Кем принято? – спрашивает Алабин. – Может быть, тебе так показалось? Тебе что, пакет из Кремля прислали? С бумажкой?

– Я точно знаю. Решение, мой дорогой, не по Капустину, а по фашизму.

– А зачем обязательно бить Капустина?

– А и вправду, зачем бить? Кто тебе сказал, что его обязательно побьют? – усмехнулся Колдунов, придравшись к слову. – Я в своей статье к битью не призываю, да и не мое это дело. Да и вообще, – разгорячился он, – я даже увольнять его не призываю! Ты что? Я ни к чему никого не призываю. Я как художественный критик просто обращаю внимание на некоторые черты его, извините за выражение, творческого, то есть художественного мировоззрения. Не идейного мировоззрения – так-то я не сомневаюсь, что он советский человек и марксист. Но вот по художественному мировоззрению он – фашист, его теории один в один с немецкой и итальянской архитектурой. И вообще, что ты на меня разорался? Что от меня зависит? Кто я? Ты переоцениваешь меня и как-то пренебрегаешь собою. Вот ты – заслуженный деятель искусств. Заслуженный дияч мистецтв, – засмеялся Колдунов. – Ты портреты товарища Сталина пишешь. С натуры!

– Один раз сделал рисунок! Набросок, по сути. С ума сошел, портрет товарища Сталина с натуры, ты с ума сошел, при его нечеловеческой занятости!

Колдунов склонил голову, поглядел на Алабина очень серьезно.