Автопортрет неизвестного

– Нет, вы ошиблись, – вежливо улыбнулся Алексей.

– Странно. – У визитера был наготове листок из блокнота. – Вот, адрес правильный.

– Постойте. Кажется, он был художником? – Алексей вспомнил давний разговор с генералом Хлудовым.

– Да, да! – обрадовался незнакомец. – Известный в свое время живописец!

– Да, здесь раньше жил художник. Кажется, он куда-то переехал… То есть он точно переехал, поскольку здесь теперь живем мы. Я вам советую сходить в домоуправление. Там вам скорее помогут. Мама! – крикнул он в глубину квартиры. – Управдом в каком подъезде?

– В первом! – крикнула в ответ Римма Александровна.

– В первом подъезде управдом. У него все эти сведения.

– Спасибо, – сказал визитер. – Понял. То есть Алабин продал вам эту квартиру?

– Да нет, – сказал Алексей, – что вы. Такие квартиры не продаются!

– Да? – удивился визитер. – А почему?

– Вот как-то так получается, – иронически развел руками Алексей. – Ваш художник эту квартиру сдал, и мы в нее въехали.

– Ага! То есть он вам ее сдает? Он жив, выходит? Или наследники?

– Я не знаю. Он ее сдал государству.

– Ага. То есть он сдает ее государству, а государство сдает вам? Хитро!

– Подождите. – Алексей поморщился. – Что тут хитрого? Любой советский человек знает, что жилплощадь дает государство. Ну за исключением кооперативов, конечно…

Визитер хмыкнул.

Тут Алексей снова посмотрел на него и увидел, что одежда на нем вроде бы совсем простая, но при этом высочайшего, отменного качества. Кепка из тонкого серого твида, шелковый шарф, отлично скроенное пальто и даже ботинки, хоть круглоносые и на шнурках, но явно импортные и очень дорогие. Перед Алексеем стоял не просто дяденька, а настоящий джентльмен.

– Я не советский человек, – сказал джентльмен. – Я подданный Ее Величества.

Интермедия. Дача

1.

Юля позвонила во вторник и сказала, что в следующий раз, то есть в четверг, они начнут работать поздно, когда стемнеет. Игнат не стал спрашивать, что случилось. Она пришла в восьмом часу. На ней была шляпка с вуалью.

Игнат хотел помочь ей снять пальто, но она сказала:

– Я обещала, что мы поедем на дачу Сталина. Я заказала машину ЗИМ, есть такая фирма, подача ретро-автомобилей. Давай, собирайся.

– Уже заказала?

– Да, ждет внизу. Понимаешь, я хочу понять, что чувствовал министр Перегудов, когда ехал к Сталину на дачу. Ему было назначено на двадцать два сорок пять. Министерский ЗИМ. Потом его, кажется, пересадили на другую машину, с другим шофером, но я уверена, что это тоже был ЗИМ.

– А где твой муж? Он тебя отпустил вечером?

– Муж, как положено хорошему мужу, в командировке! – засмеялась Юля.

У нее иногда появлялась такая слегка издевательская манера, и непонятно было, шутит она или говорит всерьез.

– Как тебе моя шляпка? – спросила она, смотрясь в зеркало. – Хочу почувствовать себя в той эпохе.

– Но кем почувствовать? – возразил Игнат. – Если ты хочешь перевоплотиться в министра Перегудова, то надо надевать френч, генеральский мундир. Перегудов же генерал-лейтенант. Или строгий костюм.

– Нет, – сказала Юля на полном серьезе. – К Сталину лучше мундир. Но я все равно поеду в шляпке.

– Да, вот еще вопрос, – сказал Игнат. – Кто у нас рассказчик?

– Автор, конечно!

– Это скучно. Это восемнадцатый век. Девятнадцатый тоже, впрочем. Великая русская литература до Достоевского и Чехова. Рассказчик – особая фигура.

– Хорошо, – согласилась Юля. – Рассказчик – не абстрактный автор, а конкретная я. Перевоплощающаяся женщина. Какое длинное и неудобное слово. Перевоплощающаяся! Смешно. И, однако, это так.

– В кого ты сейчас перевоплотишься?

– В шпионку. В советскую внутреннюю.

– Мату Хари?

– Фигушки тебе! Мату Хари расстреляли! Не желаю! В советскую удачливую Мату Хари. Поехали. Только мне надо письнуть на дорогу.

Когда-то Игната слегка раздражало такое навязывание физиологии, как он это называл про себя. А потом понравилось. Он видел в этом не просто «нестеснительность», а нечто более важное – «нестеснённость», то есть свободу и искренность и даже чистоту. Чистому всё чисто.

– Мне тоже надо! – сказал он.

ЗИМ был длинный и очень удобный. Настоящий лимузин, со стеклянной перегородкой между водителем и пассажирским салоном. Они сидели на заднем сиденье, даже, лучше сказать, на диване, удобно вытянув ноги. Пол в салоне был совсем плоский и застлан коричневым ковром. Ехали по Профсоюзной, потом свернули на Нахимовский и дальше по прямой, по Ломоносовскому и Минской, пока не повернули на Староволынское шоссе. Странно представить себе, что когда-то это был пусть не далекий, но пригород, и не было этих страшных многоэтажных домов.

Свернули в узкий проулок. Остановились, не доезжая до забора. Постояли минуты две. На шум работающего мотора калитка открылась, вышел какой-то мужчина. Юля выскочила из машины, долго с ним разговаривала. Потом обернулась и помахала рукой Игнату. Он вышел и подошел к ней.

– Мы туда не пойдем, – сказала Юля охраннику. – Мы посмотрим в окна издалека.

– Там ничего нет, – сказал охранник. – И никого нет. Чего смотреть?