Читаем Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011 полностью

Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011

Уже однажды был я слеп:слепые слезы мочат хлеб,и хлеб тот рот слепой жует,и дрожь слепые пальцы бьет… Начало первое даря,пришло плечо поводыря —вело на трепетный огоньмою озябшую ладонь. Но ты, придя, не умолчала,что есть еще губам начало:твоим я научался телом,ваял его я в сердце – целым,сиятельным, объятным, милым,и знал – оно должно быть миром. Однако плоти есть предел,и я от ярости прозрел(до совершенства был я жаден),но свет и щедр, и беспощаден,а нищий мир – лишь разодет,и я отъял от сердца свет,и нет обиды, нет виныидущему из глубины.

«Для выраженья чувств беру слова я…»

Для выраженья чувств беру слова я:томлюсь, надеюсь, жалоблюсь, терплю… Пустое и порожнее сливая,единственным все выражу: люблю! Поверят ли:– А злость, а жажда мести,а нетерпимость, а презренье где ж,и, значит, не винительный уместен,а некий извинительный падеж? Перенесу хоть сколько операций —пусть ищет спецбригада докторовживую душу в нервном аппаратце! Душа как сеть, слова – ее улов,в том словаре (уже не удивлю)как сердце сотрясается: люблю!

«О, археологи! Я гибну…»

О, археологи! Я гибну! Я раб какого-то Египта,которого в раскопах нету,который занял всю планету! В Египте том, где жар и пламень, —я раб, я мотылек, я планер! Но так сперва. Я раб, я робок, я дрова:покорно я готов гореть —возлюбленную обогреть. Я раб, горю – теряю образ,пылаю – прогорают ребра,люблю и гибну – помогите!.. Не надо! Это я дурю. Огня властитель в том Египте —возьму от сердца прикурю.

«Сырая осень…»

Сырая осень. В запутанности рощ,среди осин и сосентрунящий дождьнесносен. Твоя единственная прихоть —ты солнца ждешь. Я во вселюбьи слаб,чтоб крикнуть:– Остановись, дождь!..

«Вечерние часы…»

Вечерние часы. Верченье цифрна диске телефона —твой вызываю образ,чтоб утро было добрым,или тебе трезвономнакручиваю нервы,или таким манеромв тупик загоняюстаренький паровоз любви.

«И все простил…»

И все простил. Ушла необходимостьпрозрачней дыма зимних деревеньи вместе с верой в чувств неохладимость. И призрачен уже вчерашний день,когда не мыслил жизни я иначе —быть в целом мире лишь с тобой вдвоем. Тобой одной простор я обозначили слышал бездну в имени твоем. Теперь не помню странные обиды,что нам с тобой не стоили седин,и горем мы с тобою не убиты. Но я теперь на целый мир один. И все простил. Ушла необходимостьпрозрачней дыма зимних деревень. Снегам не знать следов неизгладимых,но шапку все ж не сдвинуть набекрень.